Взлёт и упадок российской интеллигенции
Март 26th, 2018
Исторически появление интеллигенции связано с форсированной модернизацией страны, переходом от традиционно-аграрного общества с сословной структурой к более эгалитарному, урбанистическому индустриальному состоянию. В результате сознание интеллигента – это разнообразные чувства и идеи разночинца, возникшего в результате революционной трансформации крестьянско-сословного российского общества. Интеллигенция явила собой умножившийся тип людей, обусловленный данным переходом и в то же время необходимый ему в качестве катализатора. Это люди, не принадлежавшие по рождению к правящему классу, элите, аристократии, но претендующие на вхождение в довольно закрытую элиту по результатам личных достижений.
Объединению на основе общности мировоззрения и траекторий судеб способствовало то, что эти люди волей-неволей чувствовали определённый дискомфорт как среди потомственных элит, так и в среде своего происхождения, создавая эффект «своих среди чужих, чужих среди своих». Разночинцы, как люди из народа, понимающие народ и поэтому стремящиеся говорить от имени народа, сами народом (крестьянское, мещанское, духовное сословия) уже не являлись.
С одной стороны, этот эффект изымал интеллигенцию из её привычной функциональной среды, связанной исключительно с оплачиваемой интеллектуальной деятельностью, будь то предпринимательство, преподавание, наука, государственная служба, литература, искусство. С другой – он же позволял ей видеть российское общество, опасности и задачи, стоящие перед ним, более глубоко и концептуально, нежели властным элитам с их закрытых социальных позиций, сколь бы привилегированными они ни были. Здесь же возникает и своеобразный комплекс вины интеллигента-народника, его хождения в народ, связанные с тем, что народ в целом не способен к такой массовой и стремительной модернизации, как его отдельные выдающиеся представители.
Российский переход «деревня – город», осуществлённый в период 1860-1950-х годов, привёл к тому, что общество всё более оформлялось как свободное, с широкими правами и возможностями для большинства населения, урбанизированное, требующее массового производства интеллектуалов. Отсюда закономерно возникают идеи народничества, связанные с ускоренной модернизацией отсталых классов, просвещением общественного сознания и внедрением общественных институтов, которые уже зарекомендовали себя в Европе.
Это требования:
открытых элит; более быстрой социальной мобильности и создания социальных лифтов; более широкого участия населения в политике; снятия различных цензов и ограничений для тех или иных групп населения; всеобщего равенства перед универсальным законом; применения более эгалитарных, меритократических (по способностям), а не аристократических (по рождению) правил отбора лучших; распространения образовательных, технологических, управленческих возможностей, которые уже доступны, но косные старые элиты не стремятся ими воспользоваться.
Стремительное перемещение в структуре меняющегося общества Российской империи (как и позже в СССР) позволяло интеллигентам формулировать более универсальные и прогрессивные ценности, которые могут разделяться более широкими слоями общества, нежели те ограниченные задачи, которые в условиях капиталистической революции способна формулировать сословно-аристократическая элита.
Накопление разночинцев привело к тому, что они стали играть всё более заметную роль в обществе в качестве новой интеллектуально активной социальной группы, задающей направления и моду на различные идеи, концепции, идеологии. Однако оказалось, что для достижения декларируемых целей требуется смена поколений.
Таким образом, интеллигенция является скорее преходяще-исторической, нежели актуальной социальной группой российского общества, имеющей в российской истории как вполне определённое начало, так и обусловленный конкретными обстоятельствами упадок. В европейских странах, где плавная модернизация, либерализация и капитализация общества были растянуты на столетия, выделения интеллигенции как особой социальной группы не произошло. Появление российской интеллигенции стало именно результатом быстрых перемен и вынужденной догоняющей модернизации, символически датируемой отменой крепостного права (1861) и выходом в космос (1961). В этот период выстраивалась новая экономическая и социально-политическая инфраструктура, шёл слом привычных сословий, менялись ценности и картина быстро урбанизирующегося мира.
Именно в советское время интеллигенция, получив официальную прописку в общественной структуре советского общества, как отдельная социальная группа – прослойка между рабочими и крестьянством – достигла пика своего влияния, во многом формируя государственную идеологию. Служение власти, демонстративное отстранение от неё в виде «нейтральности» и аполитизма или же оппозиция власти представляли всего лишь различные тактики её присвоения, накопления символического капитала и выполнения идеологической функции. Поскольку интеллигенция, как и любая социальная группа, исторически стремилась превратить свою образовательную, просвещенческую роль в функцию превосходства.
В первую очередь это проявлялось в тактике морализации политики, что давало ей право на власть, право указывать, что хорошо, а что плохо для всего общества. Дело в том, что если с точки зрения должного задача политики состоит в достижении наибольшего блага для всех граждан (Аристотель), то реальная политика всегда связана с принципом наибольшей эффективности управления (Макиавелли). Во избежание большего зла власть обязана иногда поступаться чьим-то благом. При этом интеллигентская критика власти, осуществляемая из сферы морали, как бы освобождает самого «истца» от действия этих правил и политической ответственности.
В советский период, когда ключевые задачи модернизации были решены, новой чертой, дополнительно сплачивающей интеллигенцию в особую социально-политическую группу, является её воля к власти. Именно волей к господству символическими системами общества конституируется советское интеллигентское самосознание. Поэтому интеллигентность в советский период становится странным паллиативом утраченной в советском обществе аристократичности в худшем её проявлении – в виде барства. Как раз на эту роль метила советская интеллигенция, не довольствуясь ролью наёмных интеллектуалов, производящих некий продукт, востребованный обществом.
Но именно в советский период из псевдоаристократической прослойки интеллектуалы становятся массовым явлением. Если в конце ХIХ века социальные поля и общественные функции людей с высшим образованием, элиты и интеллектуалов почти полностью пересекались, то интеллектуалам начала ХХI века недостаточно просто иметь высшее образование. Всего за сто лет омассовленное высшее образование превратилось из верного признака принадлежности к элите в нечто вроде общеобязательной социальной нормы, каковой в конце ХIХ века выступала обычная грамотность. Разросшаяся группа людей с высшим образованием скорее выступает интеллектуальной средой, нежели интеллектуальной группой. И эта среда скорее индустриальным способом воспроизводит массовую культуру общества потребления, нежели генерирует новое знание, идеи, идеологии. Это занятие, как всегда, остаётся уделом немногих.
Ко второй половине ХХ века модернизация в целом завершилась, её задачи были выполнены, общество преобразилось, а функция интеллигенции как прогрессора, агента индустриальной модернизации страны оказалась исчерпана. Интеллигентское просвещение «тёмного царства несвободы» более неуместно. Люди общества модерна в большинстве своём вышли из эпохи кантовского несовершеннолетия и более не нуждаются в интеллектуальном менторстве. Более того, сама модель управления обществом электронной демократии является по своей сути предельно прямым взаимодействием власти и вышедших на арену публичной политики образованных масс, не нуждающихся более в интеллигенции как в общественных посредниках и «пикейных жилетах».
ОПРОС: Поддержала бы русская интеллигенция нынешнюю власть?