Условия консенсуса на постсоветском пространстве
Май 22nd, 2018
Россия как монопольный субъект интеграции
Постсоветское пространство в своей долгой истории объединялось в двух формах – империи и советской федерации. Российская империя исторически была более устойчивым и долгосрочным образованием, хотя и не смогла решить задач гармоничной модернизации и преодоления исторической неодновременности своих составных частей. СССР как федерация оказался неустойчивым, асимметричным политическим компромиссом российского центра и этнических окраин, который разрешился закономерным распадом в контексте сочетания многих неблагоприятных внешних и внутренних факторов.
Проблема интеграции заключается в том, что с позиций здравого смысла и рационального экономического расчёта никакой особой и явной выгоды для простых людей из постсоветских стран в данном процессе не просматривается. Однако условия интеграции любых проектов, выходящих за рамки сиюминутных выгод, требуют в качестве своего условия именно отказа от подобной логики прагматизма, признания её иррациональности с позиций неких больших целей и ценностей. Именно таким проектом потенциально является реинтеграция постсоветского пространства, не несущая немедленных и явных выгод её участникам, но вполне способная принести их будущим поколениям. Так как подобное объединение может попасть в мейнстрим мировой глобализации.
Следует признать, единственным потенциальным субъектом интеграции постсоветского пространства является Россия, таково её монопольное географическое положение, экономический вес и политические возможности. Но не оказываемся ли мы в плену иллюзий, утверждая, что интеграция постсоветского пространства есть безусловное благо? Не является ли это следствием ностальгии по общему прошлому, усиленной комплексом имперской неполноценности? Нужна ли и выгодна ли России подобная интеграция?
Например, инфраструктурное взаимодополнение и общие цепочки сложных производств экономик бывших республик были эффективны лишь в условиях экономической автаркии СССР от остального мира, когда в принципе не существовало других возможных экономических партнёров и поставщиков за пределами социалистического периметра. Альтернативного выбора у производителей и потребителей просто не было, либо он был крайне ограничен. Однако распад с отменой сложных сверхзадач и цепочек в советской экономике привнёс возможность выбора товаров, комплектующих, сырья, поставщиков на глобальном рынке. В результате многие из прежних производств рухнули, не выдержав конкуренции и потеряв монополию на рынок сбыта в пределах СССР.
Конечно, русский язык всё ещё сохраняется как формат общения на постсоветской территории, существуют общие транспортные и энергетические системы, культурные и исторические архетипы. Но стоит ли овчинка выделки, а отношения с постсоветским пространством каких-то особых преференций по сравнению с остальным миром? Что это может дать России «здесь и сейчас»? Может ли осуществляться интеграция на абсолютно равноправной основе либо Россия и постсоветские страны могут найти каждый для себя более выгодных партнёров и условия объединения, как это пытаются сделать Прибалтика и Грузия, Украина и Азербайджан?
Действительно, в Российской империи и в СССР создавались единые коммуникации, производственные, энергетические и инфраструктурные цепочки. Но в настоящее время политиками и экономистами всё более осознаётся тот факт, что индустриальная логика экономического взаимодополнения пространства СНГ, доставшаяся в наследство от СССР, оказывается скорее фантомом, чем эффективной реальностью в глобализированной экономике. Ложной оказывается и предпосылка о том, что возможную выгоду экономических обменов определяют выгодные соседские географические связи. Как только экономическое пространство СССР из автаркичного превратилось в открытое, оказалось, что старые соседи по Союзу всё менее нужны, а новые потребители и продавцы всегда готовы прийти к ним на смену.
Таким образом, хуже всего даже не растущие диспропорции экономических связей России со странами СНГ, с одной стороны, и остальным миром – с другой. Проблема в том, что большая часть российского экспорта – минеральные ресурсы и металлы, вывозимые для более высокого передела в более развитые экономики. Но аналогичная структура экспорта и у стран СНГ! Варьируется лишь вид ресурсов (нефть, газ, каменный уголь, руда, минеральные удобрения, металлы, лес), а также более высокая доля бывших советских республик в экспорте сельхозпродукции. Поэтому образуется не взаимодополнение экономик, основанное на мифах об общем прошлом и кумулятивности экономических инфраструктур, а прямая конкуренция за внешние рынки. Различные газовые, нефтяные, трансфертно-трубопроводные конфликты обретают характер политических, поскольку страны СНГ (Украина, Белоруссия, Грузия, Казахстан и др.) являются для России трансфертными по отношению к конечным потребителям в Европе и Азии.
В результате при нынешней структуре экономики и производства России и постсоветских стран интеграция на экономической основе не может быть ведущим фактором реального сближения. Что не исключает самой её возможности и эффективности, связанной с торговлей, обменом ресурсами, унификацией импортно-экспортных тарифов, созданием единых таможенных стандартов.
Реальная проблема в другом – нынешней России нечего предложить ближнему зарубежью в качестве универсальных правил игры, поскольку уровень мышления российских элит не вырастает выше «суверенной демократии» для крупных корпораций, контролирующих российскую «властесобственность». К тому же эти корпорации одновременно снимают сливки с экспорта минеральных ресурсов и любыми способами защищают свои экономические интересы. В результате стратегия сжимается до узко понимаемых национальных интересов, которые элиты часто отождествляют со своими собственными. Состояние российских элит, мыслящих исключительно тактически и прагматически, работает не в пользу интеграции постсоветского пространства как символического проекта, призванного повысить легитимность в том числе и российского политического режима.
Перезагрузка формата
На пространстве бывшего СССР любая реальная интеграция может являться только следствием восстановления взаимного доверия бывших союзных республик. Стратегическим решением может быть лишь установление взаимовыгодных долгосрочных правил игры, не зависящих от конфигураций элит, как в России, так и в постсоветских странах. Над СНГ довлеет его характер искусственной структуры, являющейся не реализацией желания исторически сложившихся стран к дальнейшей интеграции, но паллиативом, призванным подсластить горечь от распада СССР и отчасти компенсировать репутационные, политические и военно-стратегические потери России. По крайней мере на первых порах. Сейчас эта пора прошла и необходимо определиться: либо «развод» окончателен, либо бывшие республики осознали общие интересы и готовы восстановить объединённое пространство на неких более универсальных и эффективных началах, нежели те, которые привели к краху СССР.
Либо в качестве третьего варианта признать, что двусторонние связи России с различными странами СНГ могут быть более эффективны, чем попытки воссоздания всё более расходящегося экономического, политического, культурного пространства, связанного на западе и востоке лишь Россией. Назревает необходимость интеграционного проекта, в рамках которого будут найдены решения для обозначенных противоречий. Представляется, что управлять интеграцией СНГ должны вне- и наднациональные организации. Интеграция должна начинаться с прозрачных правил, выгодных для всех в долгосрочной перспективе и независимых от конкретных политических игроков, именно этот вариант оказался оптимальным для ЕС.
Условие нового консенсуса – автономия его участников, независимый выбор без внешнего давления и общие интересы. Последнее на пространстве СНГ в новейшее время агрегировать труднее всего. Поскольку интересы всех новых государств, как правило, исходят из краткосрочных выгод действующих элит, путающих собственные выгоды с национальными интересами. Тем более что национальные элиты бывших республик не затем боролись за неподконтрольность и приватизацию активов, чтобы сдавать их результаты обратно как неким наднациональным структурам, так и собственным народам. В результате, как ни парадоксально, именно новые политэкономические элиты постсоветских стран наименее заинтересованы в возможном объединении.