Почему у российской прессы нет омбудсмена
Март 23rd, 2018
Ни закон, ни суд зачастую не позволяют адекватно и справедливо разрешать информационные споры.
10 лет назад указом главы государства была ликвидирована Судебная палата по информационным спорам (СПИС) при президенте России. Казалось бы, хозяин – барин, тем более, президент. Хочу – имею при себе любимом некую палату, хочу – нет. Однако конкретные шаги любого государственного мужа имеют смысл лишь в контексте решения конкретных проблем. То есть целесообразность продукта управленческой мудрости проверяется практикой.
Вот
ут-то и возникают вопросы, от которых, увы, никуда ни деться. Ну, ладно, сгинула палата, а что изменилось в профессиональной нише, где проявляла свою компетенцию палата, и в какую сторону? Какую проблему мы решили «усекновением»?
Здесь самое время вспомнить, а что, собственно, вызвало к жизни СПИС? Если коротко, то жизненная необходимость, возникшая осенью 1993 года. Острая избирательная компания и референдум по поводу принятия Конституции страны вызвали беспрецедентные по масштабу и интенсивности информационные споры, которые надо было решать быстро и компетентно.
С задачей успешно справился (созданный при президенте России на временной основе) Третейский информационный суд. На его основе и была создана (в конце 1993 года) Судебная палата как постоянно действующий арбитр (при главе государства и за рамками судебной системы) в сфере массового информирования. За шесть лет существования Судебная палата рассмотрела и разрешила сотни обращений самых разных представителей власти, прессы и аудитории СМИ.
Очень часто после самого заседания палаты можно было видеть такую картину: недавние непримиримые оппоненты чуть не братались, даже проигравшая спор сторона нередко высказывала удовлетворение от самого процесса поиска истины и найденного решения проблемы. Публичность, беспристрастность, компетентность, оперативность рассмотрения спора – вот что привлекало стороны конфликтов в палату, обеспечивало доверие к этому экзотическому арбитру. Экзотическому – потому что палата совмещала в одном лице и орган при главе государства, и орган независимого общественного контроля. И то и другое проистекало из положения о Судебной палате. Никто не мог вмешиваться в деятельность палаты, даже президент, только закон. И так было. До сих пор мы, бывшие сотрудники палаты, получаем сигналы о том, что опыт Судебной палаты востребован, многие ее решения стали моделью, инструментом для решения проблем в информационном поле. Видимо, сказались многочисленные публикации и книга «Фонда защиты гласности» «Как победить в информационном споре?», содержащая детальное описание конфликтных ситуаций и технологии их разрешения.
Скопировать Судебную палату попытался Союз журналистов России. По образцу и подобию палаты было создано Большое жюри. Региональные коллегии жюри начали работать в некоторых регионах.
Но… эти попытки вырастить коллективного омбудсмена на медийной грядке не дали заметного урожая. И не могли дать. Скопирована была только форма, а не менеджмент. Сказалось, в частности, отсутствие финансирования, а также – механизма, обеспечивающего выполнение решений. И не только это. Не оправдался расчет на корпоративную солидарность, на востребованность журналистской этики в медийной среде.
Интересная (на первый взгляд) попытка заполнить пустующую нишу саморегулирования прессы была предпринята в 2005 году: под эгидой Союза журналистов стартовала Общественная комиссия по жалобам на прессу (ОКЖП). Двухпалатная структура комиссии (палата медиапредставителей и палата медиааудитории) призвана была обеспечить представительность арбитража, а участие делегированных от многочисленных общественных организаций и органов власти в работе палат – авторитет решений. Однако и эта задумка не «зажгла». Почему?
Организаторы ОКЖП говорят, что создали комиссию по образцу и подобию британской комиссии по жалобам на прессу (РСС). Это – лукавство и лукавство преднамеренное, ибо руководству ОКЖП хорошо известно, в чем причина эффективности коллег-британцев.
РСС финансируется издателями печатной прессы, хозяевами СМИ. Солидный бюджет позволяет плодотворно трудиться десяткам специалистов аппарата. В аппарате же ОКЖП работает… один человек. Члены палат РСС не обижены зарплатой. Члены же ОКЖП работают на общественных началах.
Безусловное исполнение решений РСС обеспечивается маячащей «дубиной» издателя. Попробуй редактор или журналист не выполнить решение (хотя бы по поводу опровержения или права на ответ) органа саморегулирования, в который твой хозяин закачал миллионы фунтов стерлингов! К тому же, следование нормам профессиональной этики предусмотрено трудовым контрактом.
В свою очередь, за британским издателем пристально наблюдает недремлющее око правительства. «Не обеспечите саморегулирование – будет вам государственное участие по полной программе». И эта угроза работает. Британцы со своими претензиями, скажем, по поводу распространения недостоверной информацией в СМИ идут в РСС, а не в суд. И все довольны. Издатель избавлен от разорительных судебных тяжб, а государственная судебная система занята более достойным делом, чем преследование журналистов и редакций. Россияне же (в основном, чиновники, бизнесмены, деятели публичной сферы) идут именно в суд, а не в ОКЖП. И родное правительство никак не стимулирует издательский бизнес к изменению ситуации. Ни кнута, ни пряника.
ОКЖП представлена достойными и интересными людьми, профессионалами высокой пробы. Но организации, делегирующие их в комиссию, ни копейки не потратили на нужды органа саморегулирования. Можно ли в этом случае говорить о персональной ответственности? Наконец, РСС рассматривает тысячи (!) обращений в год, а российский «аналог» – не больше десяти.
Что называется, почувствуйте разницу. Что может быть хуже имитации? Только имитация, возведенная в квадрат.
Конечно, у российских коллективных омбудсменов есть и успехи и неудачи, как и в любом деле. Они честно стараются разрешать конкретные споры. Только вот системные ошибки и отсутствие обратной связи с аудиторией СМИ сводят на нет саму идею саморегулирования медиа.
Усугубляет картину и отсутствие анализа попытки внедрения опыта омбудсменов на уровне редакции СМИ (эксперимент в трех районах Нижегородской области). В чем причина? «Идите в суд!», – говорят редакции своим читателям, недовольных контентом. Близорукость начальников от СМИ очевидна. Судебные разбирательства – это и удар по редакционному кошельку и по репутации СМИ. Рекламодатель и читатель умнеют из года в год. Первые начинают задумываться: надо ли нести рекламу в издание, погрязшее в судебных тяжбах и не умеющее договариваться с тем самым потребителем, в любви к которому и объясняется рекламодатель. А вторые резонно считают, что не стоит покупать СМИ, которое разговаривает с ним только через губу.
Наличие редактора от читателей в редакции СМИ особенно актуально сейчас, в кризисный период. Укрепление связи с читателем, тем более, путем включение читателя в дискуссию, может позитивно сказаться на продаже тиража, а значит, на привлечении рекламы.
Что в сухом остатке? Ликвидация Судебной палаты остановила процесс интеграции власти, бизнеса и гражданского общества в создании эффективных органов саморегулирования в сфере медиа, а значит – в деле качественного информирования населения. Остались без внимания предложения СПИС и «Фонда защиты гласности» по созданию органов регулирования и контроля деятельности СМИ на территории Российской Федерации с использованием государственно-общественной модели его формирования и функционирования.
Грустно, господа. Сейчас власти всех уровней в решении информационных споров уповают на административный ресурс и ресурсы судебной системы. Характер же информационных споров таков, что ни закон, ни суд во многих случаях не в состоянии найти их точное и справедливое разрешение. Закон слишком общ, чтобы расставить все точки над i в сложной тяжбе, а судам общей юрисдикции зачастую не хватает специализации (не говоря уже об оперативности) в разрешении информационно-правовых коллизий. Что касается опоры на административный ресурс, то это – вообще движение вспять.