Отрезанный от мира сибирский город чахнет
Август 7th, 2018
Представьте себе город, к которому не ведут дороги, по восемь месяцев в году погребенный под снегом и льдом, где жителей не наберется на один кинотеатр, а машин так мало, что нет необходимости ставить светофор или хотя бы знак «стоп».
Черский – синоним изоляции; или, если говорить языком сталинской эпохи, – ссылки. Эта запретная область северо-восточной Сибири, где зимой температуры обычно падают до -50, входила в состав ГУЛАГа, сети исправительно-трудовых учреждений для врагов Кремля.
Город потерял более половины своего двенадцатитысячного населения в 1991 году после развала Советского Союза. Многие из тех, кто остался, говорят, что тоже уехали бы, если бы было, куда.
«У нас нет возможности обеспечить людей работой», – сетует мэр, Иван Суздалов. В колымском порту, некогда бывшем важным транспортным узлом для снабжения сибирских золотых приисков, в советские времена было занято 1200 рабочих. Теперь, по его словам, там хватает шестидесяти двух человек.
В своих проблемах Черский не одинок. Это беда всего российского Крайнего Севера – арктической зоны за Полярным Кругом. По данным федеральной службы статистики, после 1990 года отсюда уехало 2,1 миллиона человек, то есть 18 процентов всего населения. Эта цифра было бы еще выше, если бы растущие цены на нефть и другие природные ресурсы не привлекли сюда новые людские ресурсы, занятые на высокооплачиваемых рабочих местах.
Примерно 10 с половиной миллионов человек по-прежнему живут в прибрежной зоне вечной мерзлоты, тянущейся вдоль северного края России от границы с Финляндией до Тихого Океана.
Для большинства переезд на юг невозможен – слишком высоки цены на жилье.
По закону, вступившему в силу 1 января, выделяется один миллиард рублей (228 миллионов долларов) бюджетных средств для покупки недвижимости в более теплых климатических зонах. Как утверждает российская Дума, ими воспользовались более 200 человек.
Однако раздаются и более критические голоса, утверждающие, что размеры компенсации неадекватны, а процедура распределения страдает полным отсутствием прозрачности. В среднем одна семья получает, вроде бы, 1,9 миллиона рублей (62 тысячи долларов) – этого хватит, чтобы купить маленькую квартирку в небольшом городе – но в Москве на эти деньги жилья не купишь.
Пять тысяч человек, составляющих население Черского, живут на самом краю мира. До Москвы – шесть тысяч шестьсот километров и восемь часовых поясов; от ближайшего города, до Якутска – четыре с половиной часа полета на турбовинтовом самолете. На севере – Восточно-Сибирское море, вокруг – замерзшая тундра, лысые горы, кустарниковые и лиственные леса.
Добраться сюда можно только по воздуху; летом еще по морю. В течение нескольких зимних месяцев, когда замерзшие реки превращаются в дороги, сюда ездят грузовики, доставляя из Якутска самое необходимое. Поездка длится неделю. Два раза в неделю сюда летает самолет местной авиалинии, рассчитанный на 30 пассажирских мест. Груз сваливают за кабиной экипажа и на первых рядах пассажирских мест.
«Мы тут не живем, а выживаем, – говорит 25-летняя Ксения Григорова, работающая в детском саду. – Жить здесь невозможно. Отсюда нужно бежать».
Брошенные дома придают городу запущенный вид. Некоторые дома опустели, когда сократилась численность населения. Свою лепту внесло и глобальное потепление. Бывшая средняя школа, с бронзовой статуей Карла Маркса у крыльца, опустела два года назад, после того, как грунт под ней за лето оттаял настолько, что стены здания дали трещину.
Несмотря ни на что, некоторые жители Черского гордятся трудностями своей арктической жизни, славят суровую белую красоту зимы и внезапную вспышку зеленой растительности и полевых цветов в короткий летний период. Внешность многих из них отличается характерными чертами местных народностей и туземных племен, издавна населявших северо-восток России.
Крайний Север, с его нехваткой питьевой воды и тепла, «выброшен на свалку жизни», – считает 44-летняя Екатерина Звягинцева.
И все же: «Мы довольны тем, что у нас есть. Мы северный народ. У нас хватает терпения», – говорит она же.
Советское государство поощряло освоение обширных сибирских пространств с целью разработки месторождений минеральных ресурсов, урбанизации и «советизации» местных племен, укрепления своего присутствия здесь в эпоху Холодной войны с ее противостоянием западному блоку НАТО. Россия занимает территорию, почти вдвое превышающую территорию США, а население ее вдвое меньше.
Город Черский, названный в честь полярного исследователя XIX века Яна Черского, был закрыт для иностранцев вплоть до 1991 года. Из-за своей удаленности, из-за того, что рядом – неохраняемая граница, Россия до сих пор рассматривает город как военную зону, когда кому-то, будь то даже гражданин России, требуется пропуск на его территорию.
При сталинском режиме сотни заключенных отправлялись в порт Зеленый Мыс в окрестностях Черского и дальше в «Амбарчик», близлежащий исправительно-трудовой лагерь. Местный историк Зоя Рубин называет это время «самыми темными страницами нашей истории».
Это эпоха, которую многие хотели бы забыть. Рубик руководит областным Нижнекамским музеем, где ГУЛАГу посвящен всего один маленький зал. Значительно большей популярностью пользуются выставки арктического фольклора и остатки мамонтов и шерстистых носорогов, бродивших в этих краях во времена ледникового периода.
Об «Амбарчике» известно мало. По словам Рубик, не сохранилось никаких архивов, неизвестно число заключенных, неизвестно, сколько их погибло тут от холода, голода и тяжкого труда.
Есть документальные свидетельства одного жуткого эпизода в ноябре 1937 года, когда во время тюремного бунта охранники уничтожили 49 человек, продолжает директор музея свой рассказ. Местные называют место казни «Кровавым озером»; оно и сейчас считается «плохим местом». Сегодня на том месте, где был лагерь, стоит одинокий крест. Сам лагерь разобрали после смерти Сталина в 1953 году. Заключенный перевели в другие тюрьмы или выпустили, и, как рассказывает Рубик, некоторые остались тут жить, обзавелись семьями.
Жить здесь не только тяжело, но еще и дорого. Буханка хлеба стоит 40 рублей (1,20 долларов), что в два-три раза дороже, чем в Москве. Дорога до Якутска, в один конец, обходится в 560 долларов, а это больше месячной зарплаты большинства здешних жителей.
«Тут нечего делать, ни детям, ни взрослым. Только семья и работа, семья и работа», – говорит Сардана Голубчикова, работающая в отделе образования.
Впрочем, молодежь здесь вовсе не выглядит унылой и серой. Подростки щеголяют нарядами, от высоких каблуков, до джинсов на бедрах. Женщины, как и сама 27-летняя Голубчикова, одеваются модно, ходят на каблуках даже по обледенелым улицам. У всех есть сотовые телефоны.
Однако будущее не сулит молодежи никаких перспектив. «После школы тут остается очень мало выпускников, – рассказывает школьный секретарь Елена Кузнецова. – Родители всячески стремятся вывезти их отсюда, устроить учиться в университет».
Кое-то ностальгически вспоминает последние годы советской власти, когда цены на продукты питания дотировались, а зарплаты были настолько большими, что даже школьные учителя могли раз в месяц летать в Москву.
«При Советском Союзе в магазинах у нас всегда было мясо и рыба», – говорит 65-летняя Анастасия Винокурова, закутанная в яркий шарф под меховой шапкой.
69-летняя Лидия Мартынова работала в издательстве; теперь оно закрыто, как и большинство других мелких предприятий, прекративших работу после распада Советского Союза.
Зимой она забрасывает рыболовную сеть в прорубь на реке Колыме. Выращивает овощи в небольшой теплице, держит несколько кур; летом собирает ягоды в лесу. Говорит, что при этом еще и дочь из Якутска шлет ей много съестных припасов.
«Во времена Советского Союза было намного лучше, – говорит Мартынова. – Мы могли себе позволить отдых на море каждый год. Сейчас я уже, наверное, лет 15 никуда не выезжала – только один раз мне органы здравоохранения оплатили поездку в Якутск. Все поездки обходятся очень дорого».