Михаил Ходорковский и его безжалостная защита
Февраль 15th, 2018
Во второй раз Михаила Ходорковского посадил не судья Данилкин. Бывшего олигарха “посадили” его защитники. Не адвокаты, а те, кто заявлял себя в качестве его защитников.
Понятно, что “все крупные современные состояния нажиты преступным путем”, то есть, что вся реальность и практика 90-х была противоречащей всему существовавшему законодательству.
Понятно, что изначально Ходорковского судили за то, что он действительно совершил в хозяйственной сфере, но реальная причина этого процесса кроется в том, что олигарх попытался выступить в определенном качестве в политической сфере.
Если есть политическая борьба и одному из ее участников можно нанести мощный удар совсем не в политической сфере, то есть привлечь к уголовной ответственности за некие противоправные действия, в любой, самой “развитой демократической” стране мира это будет сделано.
Когда в начале 60-х гг. стальные тресты в США повысили цены на прокат, что по цепочке обрекало страну на повышение цен и ставило под угрозу социальные программы Джона Кеннеди, он посадил ФБР за изучение всего возможного компромата на хозяев этих трестов (в первую очередь – налогового). Три дня пресса кричала о “методах гестапо в экономике” – на четвертый цены были вновь снижены.
Это не хорошо и не плохо – это реальность политической жизни. А основной постулат политики – заставь другого подчиниться.
Первый процесс по делу Ходорковского являлся политическим в том смысле, что был вызван политическими причинами. Но он был скорее не актом политического противоборства, а актом политико-административной кары, причем, проведенной в формальном соответствии с законом.
Но те немногочисленные группы, которые активно выступали в поддержку Ходорковского, превращали суд над ним как раз в акт политического противостояния. А в результате, с одной стороны, делали невозможным компромисс между Ходорковским и властью, с другой – обрекали Ходорковского на поражение. Они пытались сделать его знаменем своей борьбы, но не имели в этой борьбе шансов на успех. Никто не отступил от своей позиции, и в итоге все закончилось так, как и было намечено.
Второй процесс отличался тем, что он был скорее не инструментом достижения цели, а поводом для решения проблемы. Изначально власти было не обязательно все приводить к осуждению: она создавала для себя возможную развилку, в которой оба решения – и осуждение, и оправдание – были бы суверенным решением власти. Осуждение подтверждало бы ее суверенность в этом вопросе, подтверждало ее право “казнить и миловать”, но и оправдание решало бы ту же задачу.
Если бы Ходорковский вышел на свободу по истечении первого срока просто за его отбытием – у него были бы некие сильные моральные позиции – “отсидел и не сдался”. Если бы он вышел после первого срока, но оправданный по второму обвинению, власть показала бы свою сильную позицию: “были в первый раз основания – осудили, не было второй раз оснований – оправдали, у нас просто так никто не сидит”. Первый приговор получал бы во втором оправдательном свое юридическое подкрепление.
Ходорковский оказывался оправдан по новым обвинениям, но подтвержден тем самым как виновный по первым: если во второй раз оправдали – значит, судили объективно. Но, если судили объективно – значит, в первый раз осудили за дело.
Власть вторым процессом создала для себя удобный вариант выбора в зависимости от обстоятельств. Только буйные “защитники” Ходорковского лишили ее этого выбора.
Второй процесс создавал определенную игровую ситуацию, которая сама по себе, также как и первая, изначально не была актом политического противостояния. И вновь допускала определенные варианты соглашения с Ходорковским.
Однако соглашения были возможны с Ходорковским, как человеком, а не со знаменем – пусть и небольшого масштаба. А квазилиберальные группы и раньше, и теперь превращали его именно в знамя.
Ходорковский, как человек, не мог не вызывать сочувствия даже у его политических противников: он был самодостаточен все время с конца 90-х, держался достойно, подлостей в политике не делал. Он был противником – как противника его надлежало разбить. Но как нормального и достойного человека и побежденного противника – можно было на каком-то уровне и пощадить. И его самый главный противник – существующая власть – готова была увидеть в нем человека и “милость к падшим проявить”.
Но нуждающимся в Ходорковском как в своем знамени группам он не нужен был как человек. Он нужен был только как знамя и как повод для борьбы. И они делали все, чтобы превратить второй процесс в акт политического противостояния. Меньше всего им нужен был равновесный вариант решения вопроса. Им было нужно либо такое оправдание, которое выглядело бы как их политическая победа, либо второе осуждение, при котором он продолжал бы играть роль мученика.
Это могло быть оправданно в том случае, если бы они пользовались поддержкой большинства общества. И когда широко развернувшаяся кампания поддержки заключенного, которого они так часто и так безуспешно объявляли “политзаключенным № 1 современной России”, не оставляла бы власти иной возможности, кроме его оправдания. И противостояние в этой позиции лишь делало бы власть непопулярной, слабой и отвергаемой.
Только современные российские квазилибералы, также, как и современные российские псевдокоммунисты, собственное головокружение и эйфорию принимают за реальную общественную поддержку.
Как показывают опросы, российскому обществу в 2010 году дело и судьба Ходорковского и Лебедева были практически безразличны. Внимательно за этим делом следили 2 % граждан, не очень внимательно – 7 %, без особого внимания – 21 %, и совершенно не следили – 65 %.
Как об определенном конкуренте действующим российским политикам о нем говорили 2 %, как о возможном – 14 %. Остальные его в качестве политической фигуры так или иначе не видели.
То есть ни у Ходорковского, ни у эксплуатировавших его судьбу политических групп общественной поддержки практически не было, опереться им было не на что.
И они пытались опереться не на общественные настроения, а на гипотетические разногласия внутри российской элиты и на сочувствие и поддержку тех или иных международных кругов.
То есть, они усиленно создавали ситуацию, при которой получалось бы, что власть раскололась из-за Ходорковского, либо подчинилась рекомендациям внешних политических субъектов.
А это означало предрешить новое осуждение Ходорковского.
Ведь склониться перед внешнеполитическими рекомендациями во внутриполитическом вопросе – значит продемонстрировать свою подчиненность и несамостоятельность. Любой из членов властвующей политической команды, решись он на такое, был бы тут же обречен на исключение из этой команды. Конечно, если бы на карте стояла судьба того или иного газопровода – Ходорковского могли бы на него разменять. Только какой же субъект мировой политики стал бы принимать такую плату…
Игра же на раскол во властной элите была просто до нелепости наивной. Да, в ней есть свои сложные отношения. Но каждая серьезная игра на ее раскол лишь сплачивает элиту. Она не раскололась по вопросу о Лужкове не для того, чтобы расколоться по вопросу о Ходорковском. Кто такой Ходорковский для Путина – понятно. Но кто он для Медведева, чтобы из-за него последний ссорился с Путиным?
И когда именные представители групп, называющих себя “либеральной оппозицией”, на своих информационных полях твердили, что ключевое условие их поддержки политики Медведева – это оправдательный приговор Ходорковскому, они даже не понимали, насколько они смешны в своем представлении о собственной значимости, и что этим они лишают Медведева возможности сыграть на смягчение приговора, даже, если бы для него это было значимо.
Именно эти группы превращали приговор по второму процессу Ходорковского из вопроса игровых соглашений, которые для власти были допустимы, в вопрос политического противостояния с нулевой суммой. То есть они предлагали власти либо признать поражение, либо продемонстрировать свою силу.
В самый канун вынесения приговора “Эхо Москвы” разместило заявление о том, что приговор Ходорковскому – это последний шанс для Медведева объявить публичную политическую войну Путину. Если оно полагало, что Медведев поспешит воспользоваться ее советом и тут же потребует оправдательного приговора – это уже факт не политической, а медицинской реальности.
Все эти люди живут в каком то выдуманном мире. Свои пристрастия они принимают за пристрастия страны. Свои ценности – за ценности российского общества.
При этом главная их черта – необычайное самомнение и неуважение к конкретным людям вообще и к судьбе обрекаемого ими на дополнительный срок Ходорковского, в частности.
Разница в отношении к нему власти и поддержавших его групп состоит лишь в том, что первая готова была увидеть в нем достойного человека, пусть и побежденного противника – и отнестись к нему как к человеку.
А его “сторонники” видеть в нем человека не хотели. Им нужен был мученик, знамя, памятник. Именно они несут вину и ответственность за второй обвинительный приговор Ходорковскому.