Кому он нужен, город без наркотиков?
Февраль 1st, 2018
Егор Бычков осужден вовсе не за то, что «не так» лечил людей от наркозависимости.
Егор Бычков из Нижнего Тагила стал знаменит, когда лидер рок-группы «Чайф» Владимир Шахрин поведал о его деле президенту Дмитрию Медведеву. А на следующий день Дзержинский районный суд Нижнего Тагила приговорил Бычкова, президента местного фонда «Город без наркотиков», к 3,5 годам колонии строгого режима. Один его помощник, Александр Васякин, получил 4 года, другой, Виталий Пагин – полтора года условно.
Обвинение предъявило Бычкову со товарищи целый букет статей Уголовного кодекса: «Похищение человека», «Незаконное лишение свободы», «Побои», «Истязание». В обвинительном заключении утверждалось, что Бычков, Васякин и Пагин «по договоренности с родителями, заключив договор с родителями, изымали наркомана из дома, помещали в реабилитационный центр с целью формирования стойкой утраты зависимости от психоактивных веществ».
По версии защиты, все было совсем не так: Егор Бычков, создавший центр реабилитации, пытался вытащить наркоманов со дна пропасти. Защита твердо убеждена, что Егора посадили как раз за то, что он боролся с наркоторговцами. Президент Медведев пообещал разобраться в этом деле. Мы попытались тоже.
Признание генерала полиции
Уже стало общим местом величать Нижний Тагил «наркостолицей России». «Как окинешь взором тамошний пейзаж, – пошутил один мой знакомый, – так и подумаешь: вот, не хватает только дозы…» Чуть не в каждой телепередаче твердят, что город засыпан использованными шприцами, что чуть ли не 30 процентов его жителей – законченные наркоманы.
Депрессия витает в воздухе, только ее в Нижнем Тагиле столько же, сколько во множестве других городов российской провинции. И шприцев вряд ли больше, чем в подмосковных Люберцах или самарском Чапаевске. А со статистикой наркоманов и вовсе туман: если, по официальным данным, в Нижнем Тагиле живет свыше 372 тысяч человек, а по неофициальным – полмиллиона, выходит, что там чуть не 150 тысяч наркоманов? 15 дивизий со шприцами в одном городе – не фантастика ли?
Оценка Анастасии Удеревской, адвоката Егора Бычкова, скромнее: «В Нижнем Тагиле каждый десятый – наркоман». Директор Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) Виктор Иванов назвал свои данные: в Нижнем Тагиле около 15 тысяч наркозависимых, правда, «на учете стоит только 1,5 тысячи».
Генерал-лейтенант полиции Сергей Гапонов, начальник Управления ФСКН по Свердловской области, сообщил «Совершенно секретно» цифры по вверенному ему региону:
– Официальная цифра состоящих на учете на 1 сентября 2010 года в нашей области 12137 человек. Но это лишь те, кто на учете. По различным оценкам, эти данные можно смело увеличивать в пять-семь раз: в области порядка 70 тысяч наркоманов. Подсчеты, конечно, грубые…
«Героин – наиболее распространенный в нашей области наркотик, – продолжает генерал Гапонов. – Из общего числа наркоманов 90 процентов – героиновые. Героин поступает к нам по северному маршруту афганского наркотрафика. Не знаю, может быть, мы стали лучше работать, но в этом году правоохранительные органы Свердловской области изъяли вдвое больше героина, чем в прошлом».
Наркоманов фактически никто не лечит: с этим согласился и генерал Гапонов. Ни для кого ни секрет и то, что средства на дозу граждане добывают способами, среди которых честные и трудовые не значатся.
Национальные особенности наркотрафика
Так что можно понять молодых парней, решивших бороться с этой заразой. Но начал эту борьбу не Бычков. У него был предшественник, точнее, учитель. Это Евгений Ройзман, бизнесмен, депутат Госдумы в 2004-2007 гг., основатель екатеринбургского фонда «Город без наркотиков».
Ройзман, историк по образованию, – личность харизматическая и пассионарная. А «Город без наркотиков», созданный им в 1999 году, – организация уникальная, второй такой в России нет. Она не просто существует двенадцатый год – она действует.
Сам Евгений Ройзман охотно рассказывал обозревателю «Совершенно секретно» о своих баталиях с наркобаронами. Я спросил его, почему он решил заняться этой деятельностью: были какие-то личные мотивы? И да, и нет: «Задумался об этом, когда у моих друзей от наркотиков стали умирать дети». Прежде всего, рассказывает, решили ударить по наркоторговцам. Схема наркобизнеса, по словам Ройзмана, такая: из Афганистана их везут в регион граждане Таджикистана. Часть продают сами, но в основном торговлей промышляют жители расположенных вокруг Екатеринбурга цыганских поселков.
В правоохранительных структурах области «национальные особенности наркотрафика» официально не комментируют. А неофициально подтверждают: так оно и есть, наркобизнес в руках национальных кланов.
Союзники и противники
Фонд «Город без наркотиков» начал с того, что учинил «диверсию» в цыганском поселке под Екатеринбургом. Подключили телевизионщиков и несколько дней вели там скрытые съемки. Засняли толпы жаждущих дозы наркоманов и, помимо прочего, дружеские посиделки наркоторговцев с милиционерами, когда последние приезжают к ним за деньгами. Потом все пошло в местный телеэфир. Там же запустили кадры смертей от передозировок. Затем было «Стояние в цыганском поселке». Поселок заблокировали активисты нарождающегося фонда вместе с «уралмашевскими» – местной организованной преступной группировкой. Хотя никакой агрессии не было, стояли молча, пять сотен мужиков основательно напугали жителей.
На номер пейджера «Города без наркотиков» люди стали круглосуточно сбрасывать сообщения о торговцах отравой. Как вспоминает Ройзман, «только за октябрь 1999 года пришло 2608 сообщений», четыре пятых нашли подтверждение. Информацию поначалу передавали оперативникам ФСБ и ГУВД, позже, когда появился Госкомитет по контролю за оборотом наркотических средств, преобразованный затем в ФСКН, стали делиться сведениями и с этой службой.
Тогда же в фонде решили заняться реабилитацией наркоманов: купили за городом здание бывшего детского сада, открыли один реабилитационный центр, другой… Применявшиеся там методы гуманными назвать нельзя, но, как утверждают в фонде, иные просто недейственны. Это как раз те самые методы, за которые судили Егора Бычкова. Были в «арсенале» и наручники, которыми приковывали к кроватям, и хлеб с водой и чесноком в качестве «диеты». Это первый этап реабилитации. Потом – каждодневный физический труд.
С прокуратурой, насколько можно судить, отношения у фонда не заладились почти сразу. Со структурами ГУВД бывало по-всякому: и взаимодействовали, и враждовали. А вот с ФСБ, видимо, все эти годы проблем не возникало. Хотя, можно не сомневаться, чекисты были в курсе деятельности борцов с наркотиками: они по долгу службы «присматривают» за всеми общественными организациями, и такую уникальную и заметную никак не обошли бы своим вниманием. Когда я общался в Екатеринбурге с сотрудниками УФСБ, те дали понять, что «Город без наркотиков» им симпатичен.
В клинике «доктора» Ройзмана
А фонд тем временем поневоле сам приобрел черты спецслужбы: оперативники, оперативная работа, оперативные съемки, операции и, несомненно, агентура. Наркоторговцев чаще ловили на живца: подсылали к ним покупателей с мечеными деньгами, устраивали «контрольные закупки», а потом «принимали», стараясь фиксировать все на камеру. «У нас более тысячи часов оперативной съемки» – сказал мне Ройзман.
Разумеется, никаких прав на ведение оперативно-розыскной деятельности у фонда быть не могло, равно как и прав на задержание. И доказательной базой для суда собранные материалы служить не могли. Потому фонд старался работать вместе с органами и службами, которые на все это право имели. Создав огромную базу по наркоторговцам, фонд делился ею с оперативниками, дублировал ее в МВД и ФСКН. Участвовал в совместных операциях, которые, по описанию, выглядели так: «Наши парни на нашей машине с нашими закупочными деньгами приезжают в какой-либо из райотделов и говорят операм: «Мужики, есть работа. Можем закупиться там-то и там-то. Закупщик сидит в машине».
Ройзман утверждает, что за четыре года, с 1999-го по 2003-й, смертность от наркотиков упала в Екатеринбурге в 12 раз. По данным «оперативников» фонда, ими было выявлено в этот период 3200 наркодилеров. Увы, проверить эти цифры возможности нет. Но даже если они завышены, это не умаляет значения уже сделанного.
А потом в фонд пришел Евгений Малёнкин, предложивший аналогичным путем бороться против торговцев спиртом и паленой водкой. От гидролизного спирта и «паленки» тогда народ помирал просто толпами. Так родился проект «Трезвый город», осуществленный при поддержке Ройзмана.
– Мы переняли их механизм, стали ездить по точкам. И в конечном счете раздолбали три азербайджанские группировки, – рассказывает Малёнкин. – Было посажено больше 300 человек и даже несколько ментов. Свыше 600 операций провели, и за два года этой работы смертность от суррогатного алкоголя упала на 37 процентов! А сейчас сбыт этого суррогата фактически прекращен. А потом «Трезвый город» вошел в «Город без наркотиков» как его составная часть.
Но больше всего в фонде гордятся своими реабилитационными центрами. Согласившегося на «перековку» наркомана или того, за кого просили его близкие, на три-четыре недели отправляли «в карантин»: пристегивали наручниками к железной койке. В туалет выводили «под конвоем». «Многие сами просили пристегнуть их наручниками, – поясняют в фонде. – Положим, наркоман сам попросился на реабилитацию во время прояснения сознания, но во время ломки он себя уже не контролирует, у него только одна цель: добыть наркотики. Как еще его удержать в самый критический момент? Уйдет, вколет дозу – и все идет прахом». Вот так – в наручниках, питаясь только водой, хлебом, луком, чесноком и, быть может, кашами, наркоман и переживал ломку. От этой скудной диеты, утверждают в фонде, вреда нет, даже наоборот: во время ломки организму тяжело затрачивать энергию еще и на переваривание пищи. Различные медики и наркологи в оценке этой методики расходятся, но, по крайней мере, от голода во время «карантина» никто не умер.
А после еще один элемент, трудотерапия, без которой бывших наркоманов нельзя считать полноценно восстановившимися. «Ведь они в своей жизни ничего тяжелее шприца в руки не брали!» – восклицает Ройзман. В общем, лишь после года такой реабилитации наркомана можно считать вылечившимся. Ройзман говорит, что за 11 лет через реабилитацию в фонде прошло свыше восьми тысяч человек, и число полностью отказавшихся от иглы достигает 70 процентов: такого показателя нет нигде в мире.
Искренний и истовый
Егор Бычков пришел к Ройзману четыре года назад и сказал, что хочет бороться с наркотиками в Нижнем Тагиле. Поначалу перенимал опыт, участвовал в «операциях», затем фактически организовал у себя филиал центра и сам стал проводить «спецоперации». Потом загорелся идеей открыть в своем родном городе реабилитационный центр, аналогичный екатеринбургскому.
Противники Егора очень любят поминать ему грехи молодости: еще несовершеннолетним он был осужден за совершение мошеннических действий. Находил объявления, где обещали вознаграждение за розыск угнанных машин. Звонил их владельцам и говорил, что знает, где машина. Назначал встречу, получал деньги и убегал. Удался один эпизод, да еще на один «покушался»: то есть все было столь наивно сделано, что на втором случае его и взяли. Суд тогда вынес приговор: 150 часов обязательных работ.
Протоиерей Геннадий (Ведерников), благочинный Горно-заводского церковного округа Екатеринбургской епархии, рассказывает, как впервые увидел Егора Бычкова в 2007 году: «Он вместе со своими ребятами пришел к нам в церковь и попросил благословить их на благое дело. Когда я спросил, какое, он ответил: «На борьбу с наркоторговлей». Так я с ним и познакомился. Благословение я дал, но, конечно, не сразу, а после очень долгой беседы. Он был еще совсем мальчишка, такой искренний, истовый. Крещеный, но еще совершенно невоцерковленный человек».
Именно отец Геннадий позже выделил две комнаты церковного здания под реабилитационный центр Бычкова. Впрочем, священник твердо убежден, что вовсе не этот центр стал причиной дальнейших проблем в жизни Егора. А что же, спрашиваю. «Егор перешел дорогу коррумпированным сотрудникам правоохранительных органов, вовлеченным в наркоторговлю. Это заказное дело», – отвечает батюшка.
В этом убеждена и уполномоченная по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова:
– Егора Бычкова не трогали ровно до тех пор, пока он не стал использовать базу данных Ройзмана. До того он работал по звонкам, но как только у него появилась эта база данных, ему тут же перекрыли кислород.
«Я не верил, что у него вообще что-то получится, – вздыхает вице-президент фонда «Город без наркотиков» Евгений Малёнкин. – Он был совсем еще неопытный мальчишка. Потом все изменилось. Проблемы у Егора начались сразу после одной спецоперации, «митинга устрашения наркоторговцев», который он провел в 2008 году. Тогда 500 крепких ребят-спортсменов вместе со священником объехали в цыганском поселке каждый дом. И прозрачно намекнули цыганам: если они не прекратят торговать наркотиками, им несдобровать. Вот тогда коррумпированные товарищи в правоохранительных органах и поняли, что Егор – серьезный человек. Бычкова вызвали в администрацию и «попросили», чтобы он поумерил пыл. Параллельно у него развивался еще один конфликт, уже с сектантами…»
Потом, вспоминает Малёнкин, был конфликт с милицией. «Его вызвал следователь прокуратуры Калганов, – говорит Малёнкин, – и сказал: все, сворачивай, мол, свою самодеятельность, иначе мы тебя посадим. Это было первое предупреждение. Вскоре последовал второй «звонок»: угомонись. А уже на следующий день к нему в реабилитационный центр приехала прокуратура и милиция».
Тамара Мерзлякова подметила любопытный факт: «Вернемся к вопросу о таком инструменте, как предупреждение: обычно стоит у нас где-то открыться какому-то делу, как тут же налетают надзирающие органы, как комары! А тут все было подозрительно спокойно: вплоть до начала дела, надзирающие органы не вынесли ни одного предписания, ни одного предупреждения!»
Евгений Малёнкин уверен: «Процесс был не против Бычкова – процесс был против нашего фонда».
Куда он целил и куда попал
Увы, подоплека этого дела тщательно скрыта от посторонних глаз, поэтому общество так радикально и раскололось. Одни считают Егора преступником, другие – героем. Не будем забывать и то, в каком «контексте» происходили события. Тот же «митинг устрашения», после которого и началась кампания против Бычкова. Он ведь испугал не только барыг-наркоторговцев, но и местные власти. На дворе стоял не «лихой» 1999-й, а 2008 год. В стране установлена «вертикаль», вся власть в руках одной партии, точнее, бюрократической группировки, в разгаре операция «Преемник», никаких тебе публичных политических дискуссий, не то что митингов и шествий. А тут какой-то рыжий пацан вдруг сам, без указаний, собрал 500 крепких парней и организовал масштабную акцию! Егор Бычков в момент поднял, считай, целый батальон. Сегодня он этот батальон на цыганский поселок бросил, а завтра – куда?
В пользу предположения о том, что Егор Бычков напугал не только наркоторговцев, но и властную вертикаль, говорят и слова одного местного чиновника, адресованные, видимо, не одному лишь Бычкову: «Егор Бычков, организовавший нижнетагильский реабилитационный центр для наркоманов, вероятно, возомнил себя человеком, стоящим выше всяких законов и посчитал возможным применять к наркоманам – своим будущим реабилитантам – откровенно преступные методы. Эти ребята совершили преступление и должны были понести наказание. Чтобы по их стопам не пошли другие «благодетели».
С кем же он не «посоветовался»?
Примечательно, что многие представители силовых структур, говоря о деле Бычкова, отзываются и о нем, и вообще о фонде «Город без наркотиков», сдержанно-уважительно. Представитель УФСБ осторожно заметил, что хотя в рамках борьбы с незаконным оборотом наркотиков каких-либо официальных соглашений с «общественными структурами» у органов ФСБ нет, неофициальное взаимодействие есть, и достаточно хорошее.
Начальник УФСКН генерал-лейтенант Сергей Гапонов эффективность взаимодействия с фондом «Город без наркотиков» вообще оценил высоко:
– От них поступает информация: где торгуют, чем торгуют, о притонах, по нашей просьбе они предоставляют понятых при проведении нами оперативных мероприятий, иногда и закупщиков для проведения контрольных проверок – закупки наркотиков. Но при всем уважении к Евгению Ройзману, я категорически не согласен с утверждениями, что только они победили наркобизнес! Да, молодцы, побольше бы нам таких людей с активной жизненной позицией. Но говорить, что только один фонд «Город без наркотиков» победил наркоманию в Нижнем Тагиле и Екатеринбурге, – преувеличение. Уголовные дела возбуждают дознаватели и следователи правоохранительных органов, но никак не общественная организация. Когда я пришел сюда, мы с Евгением Ройзманом определили взаимодействие так: к примеру, вы нам информацию о торговце наркотиками отдаете или закупщика и отходите в сторону. А мы сами организуем закупку и т.д. Но вы уже не присутствуете при этой подготовке, при инструктаже закупщика, как это было до того…
Работали, по словам генерала, так: «Пришел, скажем, к ним больной наркоман, или они сами увидели, что кто-то распространяет наркотики – поймали его за руку, притащили к нам. Имеют ли они на это право? Мы с вами как граждане не имеем права пройти мимо совершаемого преступления, это нормальная гражданская позиция и законом не запрещено. Грань закона они не переходят. Но если начинают избивать, издеваться, чинят самосуд – это уже преступление».
А вот что генерал сказал собственно о деле Бычкова: «Хорошие ребята, молодцы, борются. Но надо бороться в рамках действующего законодательства. Понимаю, что законодательство несовершенное. Я бы тоже хотел взять пистолет и тех, кто малолеток на иглу подсаживает, расстрелять.
Это незаконно! Есть Уголовный кодекс, там определен состав преступлений, прокуратура увидела возможные признаки состава преступления, собрали доказательства, направили в суд, суд эти доказательства принял… Но я же не видел материалов этого дела! Евгений Ройзман прав со своей точки зрения, и Бычков прав – благородные цели преследовали. А как их достигнуть – не знают, выхода не видят, вот и пошли таким путем. Может быть, надо было предварительно посоветоваться с местным главой администрации, в ту же прокуратуру прийти…»
Может, и в самом деле потому все закрутилось, что не «посоветовались»? Впрочем, отец Геннадий (Ведерников) вспомнил, как незадолго до начала дела к нему напросился на встречу некий «авторитет» и сказал: «Бычков достал и нас, и ментов, мы его посадим!» Рассказал священник и о том, как грубо, по его мнению, вел дело следователь Калганов: «Развалился в кресле, жвачку жует, ноги на стол. И мне открытым текстом сказал, что Егора «надо посадить». А не дашь нужные показания, так и сам можешь сесть, столько священников сейчас сидит…»
Слишком много на себя взял
Доступные материалы процесса и впрямь порой поражают нарочито-грубоватой работой обвинения. «Дело в суд ушло, что называется «сырое», без четких и однозначных доказательств обвинения, с недопустимыми доказательствами», – пишет в своем 35-страничном «Анализе доказательств уголовного дела Бычкова» адвокат Анастасия Удеревская. По ее мнению, обвинение не смогло доказать ничего: ни похищения людей, ни незаконного лишения свободы, ни побоев, ни издевательств.
Никто не отрицает, что иных наркоманов забирали в центр без их согласия – по просьбе родителей. Впрочем, реабилитанты – люди совершеннолетние и формально – дееспособные, но настолько, насколько может быть дееспособным человек, вся жизнь которого – в шприце с героином. Юридически законность помещения таких людей в центр Бычкова сомнительна. Но тогда ведь эти самые родители – сообщники и организаторы преступления? И родители должны сидеть на скамье подсудимых: они принимали решение о помещении своих чад в центр с целью принудительного лечения, они подписывали бумаги, платили деньги за курс реабилитации. А порой сами же и привозили совершеннолетних детей в центр – не охотился же Егор на наркоманов, отлавливая их ночами на улице. Родители, близкие психически больных, алкоголиков, имеют право на обращение в суд с целью отправить их на принудительное лечение. Допившегося до белой горячки срочно помещают в стационар, а не спрашивают, хочет ли он лечиться или предпочитает продолжать и дальше отравлять жизнь окружающим. Наркоман, продающий из дома сколь-нибудь пригодные вещи, ворующий все, что попадается под руку, лишь бы достать очередную дозу, попасть под принудительное лечение, сопряженное с ограничением его личной свободы, не боится. Законодательство такой меры в своем арсенале борьбы с наркотиками не содержит. Когда в 2007 году ФСКН осмелилась предложить ввести такую меру, ответом стало резкое общественное осуждение. А потому в России нет сети государственных центров, куда наркоманы отправлялись бы на лечение по решению суда. И выхода у родителей наркоманов, кроме как частные центры, нет. Получается, причины все нарастающей наркомании в том, что государственный механизм в борьбе с ней скрипит, как старая рассохшаяся телега. С одной стороны те, кто призван от имени государства бороться с наркоиндустрией, сам оказывается заинтересован в ее результатах, с другой – вступивший в наркотический ад затягивает за собой других, вместо того чтобы быть вырванным из него благодаря тем же государственным инструментам: принудительному лечению по решению суда. Но суд мимо этой дилеммы прошел равнодушно.
От семи потерпевших, чьи фамилии значатся в уголовном деле, осталось четверо, а в суд прибыли лишь двое. Один от показаний против Бычкова отказался, заявив, что давал их в состоянии наркотического опьянения. Другого доставили под конвоем, жестоко избитым. О процессуальных нарушениях Анастасия Удеревская может говорить часами.
В реабилитационном центре «Город без наркотиков», что в поселке Изоплит под Екатеринбургом, сейчас 118 человек. Именно по его образу и подобию Егор Бычков создавал свой центр. На санаторий это заведение, конечно, не похоже, но и на концлагерь – тоже. Скорее на мужское общежитие, причем чистое и ухоженное. Во дворе на цепи пара кавказских овчарок. На окнах решетки, вход в помещение с надписью «карантин» тоже зарешечен. Там и лежат те, кто переживает ломку. Наручников, правда, уже давно нет. Везде видеокамеры – даже в душе и туалетах! Мои перемещения по центру тоже тщательно фиксировали на камеру. «Зато все пишется на сервер, – пожимает плечами здоровяк-«экскурсовод». – Возникни спорная ситуация, у нас все ходы записаны…»
На двухъярусных койках – бритые наголо парни лет от 17 до 25 лет: руки в шрамах от нескончаемых уколов, у многих такими же шрамами испещрены и ноги. В разговор вступил лишь один, рассказав, что сидит на игле лет с 14, пытается бросить не в первый раз и здесь находится вполне добровольно…
Описанная мне технология реабилитации незатейлива и похожа на «бычковскую»: 21 день в карантине – в этой самой комнате, за решеткой. На хлебе, воде, луке и чесноке. Затем переводят в «нормальные» комнаты и на нормальное питание. (Словно в подтверждение этих слов, на сковороде скворчала тушенка.) На дворе визжала дрель и пила – кто-то работал в столярке, кто-то обшивал новыми панелями баню. Это уже трудотерапия. И так – пять месяцев. А дальше – кто-то остается тут, другие уезжают, и о них больше уже не слышно, кто-то возвращается, чтобы пройти курс еще раз. О процентах окончательно избавившихся от недуга тут предпочитают не говорить: лишь время покажет, навсегда это избавление или нет…
«Я виделась недавно с Егором Бычковым, – говорит мне уполномоченная по правам человека Тамара Мерзлякова, – и меня поразили его слова. Он сказал: «Я продолжу бороться с наркотиками, но уже никогда больше не буду заниматься реабилитацией!» А ведь государство пока не в силах создать такие базы реабилитации наркоманов. Почему они не идут в больницы? А туда нельзя помещать без добровольного согласия, только даст ли такое согласие наркоман… На мой взгляд, сейчас очень важно подумать над такими поправками к закону, которые дали бы возможность помещать в такие центры по решению суда: если наркомана нельзя привезти в реабилитационный центр добровольно, так давайте рассмотрим это в суде! Полной бездеятельностью мы позволяем этим людям гибнуть и попутно губить своих родственников».
Cогласен с Татьяной Георгиевной. Если бы не преступное бездействие государства, не было бы и истового – вероятно, слишком истового – борца с наркотиками Егора Бычкова. Он виноват не в том, что «не так» лечил наркоманов. А в том, что взял на себя слишком много. Взял на себя функции государства, наглядно продемонстрировав: государство у нас своих обязанностей перед гражданами не выполняет.
«Героиновая область»
Как сообщил «Совершенно секретно» прокурор Свердловской области Юрий Пономарев, «на 1 октября 2010 года общее количество больных наркоманией, находящихся под наблюдением наркологической службы, на территории области составило 12022 человека. В 2009 году их было 12047. Зарегистрировано 226 смертельных отравлений наркотическими веществами, в прошлом году – 282. Службой Скорой медицинской помощи осуществлено 480 выездов к лицам с признаками передозировки наркотиками, в прошлом году – 666».
По данным Юрия Пономарева, в 2010 году из незаконного оборота изъято свыше 864 кг наркотиков. При этом 415 кг, т. е. почти половину, составляет героин. Хотя в 2009 году объем изъятого героина составлял лишь около четверти всего объема наркотиков. Растет и количество преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков. По данным Пономарева, в 2010 году зарегистрировано 5284 таких преступления, «что на 4,5 процента выше показателя прошлого года. На этом фоне выросло количество возбужденных уголовных дел – 4802 против 4548 в 2009 году. К уголовной ответственности за незаконный оборот наркотиков в 2010 году привлечено 2438 человек, что на 7,7 процента больше, чем в 2009 году. При этом удалось добиться увеличения привлеченных к ответственности за сбыт: с 949 в 2009 году до 989 в текущем».