Как технологическая эволюция меняет человека?
Февраль 9th, 2018
С появлением планшета i-Pad возобновились разговоры о продолжении технологической то ли революции, то ли эволюции. И здесь важнее не техническая составляющая очередного гаджета, а само состояние человека, вынужденного адаптироваться к постоянным технологическим переменам. К чему ведёт гаджетная модернизация — расширению возможностей или размыванию культурного слоя?
Если у кого есть дети разного возраста, так эти люди знают, с каким «восторгом ожидания» (слова из романса ранней индустриальной эры) подрастающее поколение встречает каждый новый технологический трюк. Как надо телефон Е71 немедленно поменять на Е72, потому что он круче (вопрос денег представителю электронной генерации не интересен; возможно, по той причине, что деньги пока ещё существуют в бумажном виде). Как лихо и быстро они совершают манипуляции с различными клавиатурами, если нужно что-то загрузить. Как стремительно разбираются в меню. Как спокойно становится на душе, когда, покрутив в недоумении какой-нибудь очередной гаджет, вы с облегчением отдаёте его на растерзание ребёнка: мол, разберись, потом мне покажешь, на какую кнопку жать. Как они адаптивны, а мы нет. Как, наконец, рука годовалого младенца безошибочно тянется к кнопочке на процессоре, которая выключает компьютер, на котором набивается эта статья…
Заметить букридер в руках у читающего в метро человека — это уже не новость. Количество владельцев таких устройств растёт с каждым месяцем, а разновидностей устройств становится всё больше.
Олег Денисюк: «Потенциальная ёмкость рынка букридеров в России — 4 млн штук»
Технологические перемены в информационной сфере, которую уже можно с чистой совестью назвать бытовой или досуговой, поскольку гаджет — это и работа, и занятое почти целиком свободное время, и подспорье в домашних делах, лишь ускоряются. Различия между поколениями не ограничиваются возрастными характеристиками и социальными установками, культурным бэкграундом и характерными для той или иной эпохи привычками. Можно говорить о генерациях, пользующихся новыми гаджетами и адаптирующихся к ним в ту же секунду, как они появились, и не пользующихся новыми средствами коммуникации. Причём иной раз не пользующихся принципиально: так луддиты в эпоху промышленной революции разрушали машины. Лично у меня есть несколько знакомых, из чувства противоречия не пользующихся мобильными телефонами и заглядывающих в электронную почту раз в месяц. Это, конечно, хорошо, потому что они остаются продуктами индустриальной, материальной культуры и предпочитают суховатой эсэмэске нормальный человеческий контакт за столом, который можно потрогать руками, и с бутылкой водки, которую, в отличие от ста гигабайт информации, можно выпить и тем самым улучшить качество общения. Но, не скрою, коммуникации с ними всё-таки затруднены.
В гаджетной революции, как и в модернизации, которая носит всё более гаджетный характер, всё-таки много от игры, а в новых предметах человеческой эволюции немало от игрушки. Это снижает ценность пользования такой революцией и такой модернизацией, тем более что все эти предметы — заимствованные, не являющиеся изобретением русского технического гения, у которого лучше получались ракеты и танки, чем компьютеры. Пользователь, конечно, поспевает за изменениями в мире новых электронных предметов, но становится ли он от этого умнее, «лучше, чище», информированнее? Твёрдого ответа на этот вопрос нет, здесь сплошная марксистская диалектика.
На первый взгляд, новые электронные изобретения имеют прямое отношение к коммуникации, а значит к более быстрому и адекватному распространению информации. Этой же цели на выходе должна служить гражданская (блогерская) журналистика, умножающая источники информации. Но становится ли эта информация, не прошедшая редакторские фильтры, более достоверной и полной? Скорее всего, нет, хотя именно благодаря новым способам коммуникации уже невозможно скрыть какое-либо событие. В современном мире немыслима ситуация, когда, скажем, о Чернобыле узнают на третий или четвёртый день после происшествия: твиттеры и фейсбуки разнесут весть без всяких преград. В этом смысле новые технологии способствуют демократии и свободе. Но их столь же легко использовать для распространения неприличных идеологий и вовлечения пользователей в разного рода сомнительные сети.
Собственно, проблема не нова. «Какая потрясающая физика!» — воскликнул Ферми, имея в виду атомную бомбу. Новые информационные технологии — что твоя ядерная физика, то есть палка о двух концах, абсолютное зло и абсолютное добро. Смотря с какими целями их использовать. То же и с проблемой культурных слоёв: с одной стороны, новые устройства позволяют их накапливать в цифровой форме, с другой стороны, эти тезаурусы могут оказаться не слишком востребованными, поскольку от новых технологий иной раз ждут только развлечений.
Мировой рынок персональных компьютеров в начале 2010 года начал восстанавливаться. Причём очень быстро. Однако теперь — с появлением первых планшетных компьютеров — он имеет все шансы уже в скором времени выглядеть совершенно по-иному. Не исключено, что уже через пару лет лидерами отрасли окажутся совсем другие компании.
Планшетные ПК начинают завоёвывать мир
Ещё вопрос: изменили ли новые технологии человека в той же степени, в какой поменяли его природу железные дороги, телефон, телеграф, самолёт, атомная бомба? Скорее да, чем нет. Хотя в переходных и «смешанных» обществах типа нашего, когда устаревшие индустриальные и даже аграрные технологии и представления о мире соседствуют с анклавами и оазисами технотронной эры (в основном в городах-миллионниках) и соответствующими им типами сознания и субкультурами, всерьёз говорить о перемене сути человека не приходится. Хотя, конечно, адаптивный представитель современной молодёжной субкультуры большого города — немного инопланетянин и так и просится на классифицирование и каталогизирование. То есть его хочется приравнять к WASP’у, тому самому «белому англо-саксу протестантского вероисповедания». Но нынешний доминантный городской тип, прямое порождение технотронной эволюции, необязательно белый, необязательно англо-сакс и необязательно протестант, хотя типологически его поведение унифицировано. Главное его родовое свойство — при появлении нового гаджета он уже стоит у витрины магазина, чтобы быть первым покупателем.
При всей увеличивающейся адаптивности к технологическим переменам — а это теперь чуть ли не главное свойство среднестатистического жителя планеты Земля — предсказать следующий прорыв невозможно. У Тарковского в «Солярисе» герой Баниониса разговаривает по телефону с проводом, потому что предсказание технологий будущего было сосредоточено на космосе, а не на средствах бытовой связи. В этом, кстати, огромная ошибка научно-технической политики СССР: все силы были брошены на работу над мини-ЭВМ, а Запад, идя за потребителем, придумал персональный компьютер. Такие технологии называются «закрывающими» — они убивают целые рынки и направления исследований. Их трудно было предсказать в индустриальную эру, но ещё труднее — в постиндустриальную. Это базовое свойство современных технологий: никто точно не знает, где «прорвёт», а составляя прогнозы и форсайты, все занимаются экстраполяциями текущих тенденций, не понимая, что они могут оказаться кратко- или среднесрочными, не более того.
Получается, что мы живём во всё менее предсказуемом мире. Кроме того, прежде чем совершать прыжок в технотронное будущее, не худо было бы разобраться с индустриальной цивилизацией, в которой живёт большая часть страны и где туалет во дворе встречается чаще, чем компьютер. И для которой i-Pad — это уже полный отpad.