Алкоголизм как социальная патология
Июнь 13th, 2018
Когда у нас говорят, что алкоголизм – это болезнь, то имеют в виду прежде всего болезни тела. На самом деле в первую очередь алкоголизм – это психосоциальное расстройство, и только во вторую (если не в третью) – телесный, биологический недуг.
Как заболевание алкоголизм впервые подробно описал в середине 19 в. шведский врач Магнус Гусе, то есть прежде, несмотря на обилие пьяниц, алкоголизм не считался заболеванием.
Хотя уже в древности появилось как чисто бытовое потребление алкоголя, так и злоупотребление им, однако пьянство не принимало черты душевной одержимости, свойственные алкоголизму (чем, собственно, алкоголизм, как душевная болезнь, отличается от пьянства, как от плотской невоздержанности).
Гиппократ называл пьянство «добровольным сумасшествием», что подчеркивает не только заключенное в опьянении безумие, но и возможность (добровольность) в любой момент отказаться быть безумным. Это и понятно: без формирования у пьяницы психологической зависимости от спиртного возникновение физиологической зависимости никогда не бывает тотальным (за исключением отдельных генетических случаев родовой предрасположенности).
Таким образом, термин «алкоголизм» в первую очередь – социальная патология, связанная с развитием общества в целом, и в гораздо меньшей степени – личная болезнь индивида, связанная с его особенностями.
Согласно «Международной классификации болезней» Всемирной Организации Здравоохранения, алкоголизм – это состояние (психическое и обычно также физическое), возникающее в результате потребления алкоголя и характеризующееся постоянной или периодической потребностью в нем. Алкоголиком в полном смысле слова считается человек, для которого алкоголь стал столь же необходимым компонентом жизнедеятельности, как вода и пища. Больной алкоголизмом готов на все ради получения алкоголя, несмотря на отрицательные последствия его потребления для себя и окружающих.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
ВАЖНО!!!
Алкоголь имеет две важные социальные антифункции.
1. Универсальное обезболивающее и антидепрессант.
2. Заполнитель пустоты, суррогат смысла жизни.
С учетом этих антифункций невозможно вытеснение алкоголизма и наркомании из нашей жизни только медицинскими и административными средствами. Даже полная ликвидация продажи алкоголя вызовет обширный его черный рынок (по аналогии с запрещенными наркотиками) и расцвет алко-заменителей, способных выполнить антифункции алкоголя в общественной жизни.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
Алкоголик употребляет алкоголь лишь как КАТАЛИЗАТОР уже имеющегося психосоциального состояния. Именно поэтому отсутствие собственно-физиологического отравления алкоголем не ведет к решению проблемы и не достигает результата исцеления. Каждому, наверно, знакома категория «социальных лунатиков» – людей, не использующих вообще никакие химические стимуляторы, но при этом праздношатающихся, бесцельных, с разрушенной социо-адаптацией. Эти «социальные лунатики» (подробнее тема раскрыта в статье о социальном аутизме) очень похожи на алкоголиков манерой мышления, речи, системой поведения, хотя могут быть абсолютными трезвенниками.
Поэтому алкоголизм не столько причина, как многие думают, сколько следствие, вторичное проявление социального неблагополучия.
Само же социальное неблагополучие, проявляющееся в тех или иных формах «добровольного сумасшествия» связано, как мы уже подчеркнули выше, с социальной болью, социальной депрессией и с отсутствием смысла жизни.
Боль, конечно, бывает разной. Бывает (и хорошо знакома нашему обществу) простая боль, связанная с физическими побоями, издевательствами, безысходностью нищеты. Может ли такая боль порождать алкоголизм? Безусловно, и может, и порождает социальные формы алкоголизма.
Здесь алкоголь – ОБЕЗБОЛИВАЮЩЕЕ, и ликвидация нищеты, бесправия, униженности человека устранит ПРИЧИНУ алкоголизма. Пока остается эта боль – будет и потребность в обезболивающем средстве, и в случае ликвидации торговли алкоголем она начнет выливаться в наркоманию, токсикоманию, самогоноварение и пр. Обезболивающие бывают разные, но все одинаково вредны.
*** ***
Однако только чистый теоретик может разграничить высокой стеной обезболивающее, антедепрессант и заполнитель пустоты. На практике где кончается одно и начинается другое – сказать невозможно, да и не нужно. По сути – эти явления есть грани одного камня, который необходимо свалить с души.
Боль порождает депрессию, а депрессия боль, вместе они порождают ощущение бессмысленности жизни, но при этом и оно в ответ порождает их. Например, вопрос о нищете тесно связан с вопросом о духовности. Высшая степень развития человеческого духа предполагает в качестве нищеты только крайний недостаток самого необходимого. По мере понижения духовного развития личности вещизм заполняет освобожденное духом пространство.
Человеку, духовно неразвитому, может показаться, что нищета – это отсутствие тех или иных предметов роскоши. И чем меньше в человеке духа – тем охотнее он разбрасывается понятиями «бедность» и «нищета». И – что очень важно – вполне искренне СТРАДАЕТ от них, если ему КАЖЕТСЯ, что он беден и нищ.
Оно и понятно: духовно неразвитому человеку нечем себя занять, кроме как пересчитывать свои и чужие деньги, да перемеривать свое и чужое имущество. Это – его единственный досуг, потому что смотреть шедевры ему скучно, слушать симфонии – неинтересно, думать об абстракциях – не по силам.
А где боль – там появляется и обезболивающее, в частности, алкоголизм. Кроме того, духовно неразвитый человек, победив свою личную бедность, непременно организует бедность окружающих, потому что соберет свое богатство не с кого-то, а с них. Следовательно, он передаст боль и жажду обезболивания окружающим (что демонстрирует РФ в полной мере).
*** ***
Тем не менее было бы непростительным упрощением сводить все к обезболиванию. Хотя заполнение пустоты в душе тесно связано с обезболиванием, оно, тем не менее, отнюдь не сливается с ним.
Заполнение пустоты, суррогат смысла жизни – все это в полной мере может требоваться для людей вполне и во всех смыслах материально благополучных. Здесь уже не физическая боль (ужатость, сдавленность) и не оскорбление второсортностью в обществе, а патология духовного развития «не в ту сторону».
Вначале патогенность общего духовного развития человечества в ХХ веке осмыслялась в эстетических образах. Это этическая и философская проблема «стены и пустоты»: человечество в ХХ веке проламывает стену недоступного и попадает в пустоту нежеланного.
Например, «Солярис» – драма, снятая Андреем Тарковским в 1972 году регулярно включается в число величайших фантастических фильмов в истории кинематографа. Человечество почувствовало, что в фильме сказано главное. И главное это – в постоянно нарастающей бессмысленности жизни человека по мере развития позитивистской науки.
Фильм, рассказывающий о немыслимых успехах человеческой науки, тем не менее, перенасыщен суицидальной тематикой. Люди очень легко убивают сами себя, потому что жить в мире торжествующего позитивизма с атеистическим душком – совершенно незачем. Самоубийство ученого Гибаряна сплетается по сюжету с самоубийством жены главного героя – всего лишь по причине разлада с мужем.
Для решения вопроса обитатели станции собираются в архаично декорированном зале, освещённом свечами, стены которого украшают репродукции картин Брейгеля. Апокалиптические образы брейгелевского безумия упорно лезут в объектив, как гимн торжествующему в советском космосе атеизму.
В конце фильма показано, как Крис Кельвин возвращается домой к отцу, и оба застывают в позе с картины «Возвращение блудного сына» Рембрандта. Намек более чем прозрачен, да никогда и не скрывался Тарковским: от бесконечного ужаса бесконечно бессмысленного мертвого космоса – к теплым образом отеческой религии…
Замечательно показал это выдающийся русский философ А.Ф.Лосев: «Материализм и атеизм, как детище буржуазной культуры, понимает, в силу этого, природу как безличностный механизм… Материалистическое мировоззрение… гипостазирует, овеществляет, абсолютизирует механизм, обожествляет его, ставит его на место всего.
Вера же заставляет утверждать, что фактически есть только материя и материя управляет всем. Куда же девать категорию личности? Ясно, таким образом, что последовательный материалист, а в особенности диалектический материалист (как не боящийся выводить любые категории), должен понять материю личностно, с точки зрения категории личности…
Материя, в условиях личностной ее интерпретации, уже перестает быть невинной логической категорией. Она становится безглазым, черным, мертвым, тяжелым чудищем, которое, несмотря на свою смерть, все же управляет всем миром. Материю нельзя одушевлять. Но вероучение заставляет утверждать, что ничего нет вообще, кроме материи. Если так, то ясно, что материя есть смерть.
Материалист… не может и даже не имеет права говорить о материи только как о таковой, т.е. только как об отвлеченном понятии. Он должен его абсолютизировать, т.е. представить в виде единственно возможного абсолютного бытия. Но как только мы допустим это, так тотчас же материя обращается во вселенское мертвое чудище, которое, будучи смертью, тем не менее всем управляет…
Материализм утверждает, что все в конечном счете управляется материей и сводится на материю. В таком случае все управляется мертвым трупом и сводится на него… Тут с полной убедительностью выясняется вся необходимость понимать материализм именно как особого рода мифологию и как некое специальное догматическое богословие».
В ситуации, когда Истиной провозглашается пустота и смерть, все же иное – лишь той или иной степенью иллюзий – взрывной рост алкоголизма и наркомании был неизбежен, как и суицидальная волна. Это – неизбежный практический вывод из теории верховенства смерти и пустоты.
Любопытно отметить, что в странах экваториальной Африки, где в жуткой нищете и постоянном голоде живут «дети природы» – с неразвитым воображением и в мире первобытных инфантильных образов мировосприятия – НЕ СУЩЕСТВУЕТ ПРОБЛЕМЫ МАССОВОГО АЛКОГОЛИЗМА И НАРКОМАНИИ, КАК ПОЧТИ НЕТ ТАМ И САМОУБИЙСТВ. И то, и другое приходят только вместе с европейским образованием, европейским современным городским укладом, европейским позитивистским мифом прогресса.
Зачастую ощущение бессмысленности жизни и бездушности механического космоса провоцирует материально обеспеченного человека на алкоголизм ДАЖЕ В БОЛЬШЕЙ СТЕПЕНИ, чем нищета и боль.
Поэтому алкоголизм мы можем рассматривать, в том числе, и как неизбежного спутника либерализма, материализма и атеизма. Либерализм раскалывает общество на сверхбогатых и нищих, усиливает боль обделенности и страх перед ней у обеспеченных. Неравенство порождает зависть и обиды, и получает разрешение в пьянстве, как бегстве от социальных обид.
Материализм и атеизм насаждают бессмысленность бытия, отрицают всякую неизменность бытовой морали, и потому человек переходит к пьянству, как средству избавиться от гнетущей бессмыслицы и бессистемности бытия.