Северный Кавказ: между рынком и кланом
Июль 11th, 2018
То, что политкорректно называют «ситуация на Кавказе» в действительности является системным кризисом, нашедшим отражение во всех сферах жизнедеятельности северокавказского общества – политической, экономической, морально-этической и религиозной.
Этот системный кризис связан не только со спецификой Кавказа, c ошибками федеральных властей и c менталитетом местных элит, но и является отражением общих мировых процессов, в том числе происходящих в России. Он связан как с геополитическими интересами Запада[1],[2], так и со сломом исторически существовавшей в регионе системы ценностей и экономических отношений.
При анализе ситуации на Северном Кавказе необходимо учитывать следующие факторы:
1. геополитические интересы России и стран Запада;
2. роль местной и центральной бюрократии;
3. конфликт этносов и кланов.
1. Геополитические интересы России и стран Запада.
Кроме России, в которую Северный Кавказ вошел более 200 лет назад, этот регион представляет геополитический интерес для стран Запада[3],[4] за спиной правительств которых стоит надгосударственная международная финансовая система. По значимости влияния на экономические, социальные и политические процессы в регионе этот фактор имеет сегодня первостепенное значение.
Северокавказский регион имеет большие запасы углеводородных энергоносителей и другого сырья, он расположен в центре пересечения международных транспортных потоков Север – Юг и Запад – Восток. С военно – стратегической точки зрения Северный Кавказ – важный плацдарм для давления не только на регион Большого Кавказа, но и на прилегающие страны. Вследствие этого захват Северного Кавказа под своё влияние рассматривается Западом не только как способ давления на Россию, но и как путь к созданию подконтрольных Западу Большого Кавказа и Большой Средней Азии.
При этом интерес к Кавказскому региону нельзя свести только к нефти или к конкретным экономическим интересам. Например, стоимость военной авантюры в Ираке уже составила около $6 трлн[5], что эквивалентно стоимости общего импорта нефти в США в течение 60 лет[6]. Т.е. основной целью войны являлась не нефть. И, тем более, военно – политическое давление на страны этого региона не может быть объяснено в рамках исходящих отсюда реальных военных угроз западным странам.
Основной геополитический интерес к Большому Кавказу связан:
· со стратегической угрозой идеологии Запада, западному образу жизни со стороны России и мусульманских стран[7];
· с намерением создания стратегического контроля над регионом, транспортными и финансовыми потоками, с фиксацией региона в качестве подчиненного Западу не только источника сырья, но и рынка сбыта[8].
Один из способов реализации влияния Запада на Кавказе – внедрение идеологии сепаратизма в сознание местной национальной элиты. Так Запад достигает решения двух задач: подчинение себе региональных элит и ослабление, и разрушение России. В соответствии с западной доктриной[9] процесс разрушения России должен идти поэтапно. «На первом этапе – разрушение государства и образование большого числа субкультур, «племён» с более узкой идентичностью и лояльностью. На втором этапе пришедшее в упадок государство заменяется надгосударственными образованиями в политике, экономике и культуре».
Влияние на экономическую и политическую ситуацию на Кавказе оказывают и процессы глобализации экономики. Для глобализации характерны снижение регулирующей роли государств в экономике и передача этих функций «рынку», фактически транснациональным компаниям и международной финансовой системе. На первом этапе интересы транснациональных монополий и местной элиты, которая экономически заинтересована в максимальной независимости от центра, совпадают. Но это только временное совпадение интересов. На втором этапе местную элиту ждёт сюрприз – закрытая и поддерживаемая ныне Западом полукриминальная экономика национальных кланов в стратегическом плане не соответствует интересам транснациональных монополий. Глобализация требует максимальной открытости экономики для мировых финансовых институтов, возможности их прямого доступа к сырью, к местным финансовым и товарным рынкам. Это положение неминуемо приведет к поглощению транснациональными корпорациями наиболее интересных для Запада областей экономики, ныне контролируемых национальными кланами. Такой процесс можно наблюдать во всех странах Восточной Европы.
Мощным инструментом установления внешнего контроля над регионом является инициированная спецслужбами США «борьба с терроризмом». В действительности так называемая «антитеррористическая программа» нацелена исключительно на решение кризисных проблем в мировой экономике и на достижение геополитических целей США. Кроме того, она стала высокоприбыльной отраслью бизнеса, внутри которой «крутятся» многие миллиарды долларов.
Одним из способов завоевания Северного Кавказа Западом явилось внедрение западного менталитета, основанного на приоритете наживы. В начале 90-ых годов в России была сломана существовавшая более 70 лет социалистическая система ценностей. На её месте образовался существующий до сих пор идеологический вакуум. Назвать в качестве новой цели деятельности общества построение рыночной экономики, которая «всё расставит по своим местам», является преднамеренным обманом[10]. Точно так же нельзя назвать новой целью общества абстракцию «Россия вперёд!». В результате на смену социалистическим и религиозным, в том числе мусульманским и христианским, идеям на Кавказ пришла Западная система ценностей, основанная на идее построения общества потребления[11] и накопления богатства любой ценой[12],[13],[14]. Она включает понятие свободы, как право отказа от системы ценностей предыдущих исторических эпох, причем отказ от религиозных догматов всемерно маскируется[15].
Кризис морали ведёт в развалу экономики региона[16]. Ситуация на Северном Кавказе в полной мере подтверждает справедливость слов Президента США Ф. Д. Рузвельта, сказанным во время Великой депрессии: “Мы всегда знали, что бездумное стремление к прибыли – плохая мораль, теперь мы все знаем, что это ещё и плохая экономика”[17].
Одно из катастрофических следствий распространения идеи построения общества потребления – претензии глобальной финансовой элиты[18],[19],[20] на роль основного надгосударственного регулятора общества, разрушение всех других элит, основанных на реальном производстве, науке, культуре, расе, религии, этносе или происхождении, в результате чего последние перестали выполнять регулирующую роль в обществе. По определению генерального секретаря ООН Бутроса Гали «миром стал править крупный капитал, а не выбранные президенты или правительства»[21].
В формируемом обществе становится нормой терпимое отношение к стяжательству, к росту социального расслоения общества, к стремлению достичь неумеренного богатства без общественно полезного труда и минуя стадию производства или сферу услуг, к потере приоритета духовности относительно материальных благ. Одной из основных объектов экономической деятельности стала эксплуатация пороков и низменных интересов человека. Воскрешены одиозные архаические традиции прошлого, в том числе, рабовладение и работорговля[22].
Это, как и следовало ожидать, ведёт к коммерциализации всех институтов официальной власти[23], политических партий, общественных и религиозных организаций[24]. По мнению Дж. Сороса «теперь, когда мотив прибыли возведен в ранг морального принципа, политики в ряде стран стыдятся, если не воспользуются преимуществами своего положения…» [25].
Внедрение идей общества потребления коснулось всех народов Северного Кавказа, тем более, что большинство живущих здесь этносов имеет в исторически сложившемся стереотипе склонность к не производительной экономике (к «набеговой» или «присваивающей экономике»)[26],[27].
Фактический отказ от существовавшей в советское время системы ценностей создал в регионе не только экономические проблемы, но и привёл к деградации общества, которое движется от цивилизации назад, к более примитивным формам социальной жизни. Признаками этого являются развал науки и образования, падение культуры, коррупция, рост межнациональных противоречий, расцвет демагогии и шарлатанства. Разрушены основополагающие принципы солидарности в обществе, усилились алкоголизм, наркомания и даже нетипичный для мусульман гомосексуализм[28]. Стремление местной элиты «во власть», массовое распространение «избирательных технологий» и методов воздействия на общественное сознание привело к разрушению выборных институтов демократии, к коммерциализации власти, к пассивности и моральной деградации населения.
2. Роль местной и центральной бюрократии.
Власть, которая сложилась в России под давлением Запада после развала СССР, является результатом сращивания законодательной власти с бюрократией, олигархами и с наднациональными неформальными организациями, построенными по принципам скрытых вертикально – интегрированных социальных сетей[29]. На смену министерствам и ведомствам пришли иерархические финансово – промышленные группы, организованные по типу клана. Во главе этих вертикально интегрированных групп стоят лидеры бизнеса и “свои люди” в правительстве. Ступенькой ниже – руководители банков, предприятий и средств массовой информации. Им подчиняются аналитики и консультанты, специалисты по общественным отношениям и созданию благоприятного имиджа, журналисты и работники служб безопасности. Костяк таких групп образует “команда”, состоящая из лидеров и их ближайших помощников, которая формирует стратегию экспансии группы, её внутренние законы и тактику борьбы или альянсов с другими группами[30],[31],[32],[33].
По мнению ряда исследователей[34] в начале 90-ых Россия сделала выбор между «планом», «рынком” и «кланом» в пользу клана, построенного по принципам скрытых вертикальных сетей. Эта идеология даёт максимальный рост прибыли и усиление власти, но одновременно является источником социальной несправедливости и бедности. Если опираться исключительно на эту идеологию, то восторжествуют принципы “обогащайся как можешь” и “выживает сильнейший”, а слабым грозит геноцид. Что мы и видим в экономике России сеегодня.
Проводимые с начала 90-х годов экономические и социальные «реформы» привели к разрушению в северокавказском регионе существовавшего в советское время экономического уклада. «Новая» экономика построена без учёта интересов государства и граждан России, она ориентирована на принадлежащие элите частные коммерческие корпорации. Были разрушены все отрасли отечественной промышленности, не рентабельные с точки зрения примитивных хищников – новых владельцев.
Однако ни одно должностное лицо не было привлечено к ответственности за колоссальный ущерб, нанесённый экономике, за раздувание внутренних военных конфликтов, за обнищание и вымирание населения.
Основой современной политики центральной власти России в национальных образованиях северокавказского региона является создание «вертикали власти» с участием местной криминализованной бюрократии и национальной элиты.
Эта политика декларирует «обеспечение стабильности региона», но фактически приводит к негативным последствиям.
· К необходимости подавления силовыми методами угрозы сепаратизма на Юге России.
· К длительной и малоуспешной силовой борьбе с бандитизмом и терроризмом.
· К покупке лояльности местных национальных псевдоэлит, к не рыночным методам удовлетворения их финансовых интересов, а, следовательно, к социальному расслоению и обнищанию основной массы горского и, тем более, славянского населения, проживающего в регионе.
· К фактическому выпадению национальных образований из правового поля России.
· К выдавливанию из региона славянского населения.
· К вытеснению реального производства криминальными механизмами получения доходов. «Это и беспрецедентная коррупция: каждое более или менее денежное место во власти имеет свою цену. Например, место рядового сотрудника ПДС может стоить до 15 тысяч долларов. Это и огромная безработица. Это и низкий уровень жизни большинства населения. Это и ужасающая деградация общественной морали. Это и продолжающийся передел собственности, всё чаще приобретающий силовой характер»[35].
· К формированию в регионе системы имитационной демократии, т.е. к подмене интересов общества интересами правящей элиты, что ведёт как к деформации демократических институтов, так и к росту социального и политического разрыва между элитой и обществом. Массовое внедрение информационных и избирательных технологий и нарушение принципа независимости трёх ветвей власти позволяет местной элите лишь временно решать текущие политические задачи.
· К коммерциализации власти. «Если пять лет назад значительное количество представителей молодежи рассматривало возможность продвижения в высшие слои общества исключительно с оружием в руках, то теперь всё большее количество молодых людей тянется к образованию с последующим устройством на госслужбу, которая даёт возможность приблизиться к финансовым потокам и извлекать прибыль из административных полномочий»[36]. Центральная власть не может предложить какого – либо эффективного метода противодействию растущей коррупции местной власти.
Кроме того были созданы условия, при которых традиционно регулирующая роль религии, родовой знати, общественного мнения стала второстепенной – на первое место вышли деньги, властные и экономические интересы национальных псевдоэлит, коммерциализированной центральной и местной бюрократии, криминальных сообществ. Новая псевдоэлита видит единственной целью своей деятельности получение богатства и имеет только относительную привязку к религии, этносу или к происхождению. Коммерциализация коснулась всех институтов общества – государственной власти, правоохранительных органов и даже религии.
Размеры коррупции и теневой экономики в национальных регионах Северного Кавказа не публикуется. Ясно одно – коррупция здесь намного выше средней по России. А по этому показателю Россия занимает одно из лидирующих мест в мире. Объём теневой экономики в России составляет почти 50% от ВВП[37],[38]. Объём коррупции в деловой сфере превышает $316 млрд в год[39]. Согласно рейтингу международного центра антикоррупционных исследований “Transparency International”, уровень коррупции в России растёт: в 2003 г. мы занимали 86 место, в 2004 г. – 90, в 2005 г. – 126, вместе с Нигером и Сьерра-Леоне[40]. На постсоветском пространстве Россия по объёму теневой экономике уступает только Грузии и Азербайджану[41],[42]. «Уровень коррупции, насилия, клановости в северокавказских республиках беспрецедентный»[43] и много выше среднего по России. «Тотальная коррупция – а на Кавказе она запредельная – порождает нищету и бесправие и является самой питательной средой, на которой произрастают различные «измы» – ваххабизм, экстремизм, терроризм[44]». Это резко увеличивает непроизводительные расходы, затрудняет развитие легального бизнеса.
То, что ранее общество воспринимало как преступления, ныне стало привычным, и не встречает осуждения. Особо надо отметить аморальную роль большинства средств массовой информации[45],[46], насаждающих в обществе ложь, насилие, стяжательство и апатию.
В результате никто всерьёз не пытается изменить ситуацию, а старается адаптироваться к новым обстоятельствам. Но такого рода система является политически и экономически неустойчивой и может развиваться только через циклические катастрофы и катаклизмы, связанные с разложением ведущей социальной сети (клана) и приходом к власти другой группировки[47].
В определённой степени процесс подмены интересов общества в целом интересами правящей элиты характерен сегодня для всех стран мира. «Граждане в демократическом обществе “приучаются” к пониманию бессмысленности голосовать, примыкать к ассоциациям или движениям или даже участвовать в общественной деятельности, ибо различные действия отдельных лиц обычно мало либо совсем не влияют на результат[48]». Но на Кавказе это явление достигло катастрофических масштабов.
3. Конфликт этносов и кланов.
Регион Северного Кавказа является самым многонациональным в России. Это обстоятельство в условиях болезненной криминальной ломки социально – экономических отношений не может не вызвать конфликт мотивационно – ценностных понятий многочисленных этносов. Определенная отчужденность между государством и населением, присутствует во всех странах, но на Северном Кавказе это отчуждение многократно усиливается из-за религиозных и этнических различий как между северокавказскими народами так и между Кавказом и Россией[49]. Пренебрежение центральной властью в Москве интересами поживающего в регионе славянского населения усугубляет эти проблемы. Кроме того, традиционные отличия мотивационно – ценностных понятий у различных горских народов и у славян намеренно преувеличиваются и умело эксплуатируются. Это является рабочим инструментом кланов для достижения своих экономических интересов и результатом неэффективной деятельности государства. Умело подогреваемые националистические тенденции являются на самом деле «ложными целями» для недовольного существующим положением населения, маскировкой истинных целей хозяев положения – наднациональных кланов, построенных национальными элитами, местной и центральной бюрократией по принципам скрытой сети.
Такой клан – неформальная коалиция деловых людей, чиновников, политиков, криминала, которые конкурируют в борьбе за государственные ресурсы и выступают как важная сила в экономике. Отношения внутри кланов строятся на основе неформальных договорённостей, которые более важны, чем законы государства. В такой ситуации выборы, например, президента республики сводятся к договорённости ведущих кланов между собой и с федеральным центром[50]. Т.е. фактически регионом правит клан, а не народ и выбранная им власть[51].
«Трудности в экономике и обусловленная ими вынужденная миграция населения повлекли за собой образование и функционирование в большинстве регионов Российской Федерации преступных организаций с чётко обозначенными этническими признаками. Преступные группировки, построенные по этническому признаку, сконцентрированы в основном в городах Москве, Санкт-Петербурге, на Северном Кавказе – в Краснодарском и Ставропольском краях, в некоторых областях Сибири и Дальнего Востока»[52].
Хотя первоначально кланы обычно возникают в рамках одной этнической группы (семейный, родовой, тейповый, тухумный и т.д.), требование выживания требует расширения масштабов их деятельности. Крупные северокавказские кланы являются интернациональными, интегрируя в себя представителей самых разных национальностей, в том числе и славян. Экономические интересы сети заставляют их расширять «среду обитания», захватывать территории и искать новые области деятельности в прилегающих регионах со славянским населением и в центре.
В то же время кланы могут жёстко конкурировать друг с другом из-за экономических интересов, что может привести к вспышке межэтнических и межнациональных противоречий[53].
Целью кланов является не налаживание экономики, а более эффективное использование методов получения богатства без стадии производства товаров и услуг. Т.е. интересы кланов не имеют ничего общего не только с интересами России в целом и проживающих на Северном Кавказе славян, но и с интересами северокавказских народов.
Наиболее эффективными методами обогащения в национальных образования являются:
· доступ к местным активам (земля, предприятия, природные ископаемые, рынки и т.д.);
· доступ к местным бюджетам и к дотационной поддержке федерального правительства.
Местные ресурсы ограничены, поскольку легальная экономика разрушена, но трансферты из федерального бюджета за последние годы существенно возросли. Общий объём федеральных трансфертов в Северо-Кавказский регион в 2009 г. составил 177 млрд руб.[54], 19,5 тыс. руб на душу населения. На 2010 г. прогнозируемый общий объём доходов бюджета Чеченской республики составляет 56,866 млрд. руб., в том числе безвозмездных и безвозвратных поступлений из федерального бюджета 52 млрд. руб[55] (более 91%), что в пересчёте на душу населения (1,267 млн. человек) составляет 45 тыс. руб. в год или 3750 руб. в месяц. В Дагестане объём трансфертов федерального центра составляет в местном бюджете около 70%[56] (1999 г.) до 85 %[57] (2004 г.). В Ингушетии – 90%[58], в Северной Осетии – 66,7%[59] (2007 г.), в Кабардино-Балкарии 62,7%[60](2009 г.). Обратим внимание на то, что столь большой объём дотаций поступает в республики, большая часть которых расположена в курортной зоне. Кроме того, регион имеет большие запасы углеводородного сырья и получил в наследство от СССР развитую инфраструктуру по его переработке и транспортировке.
И при этом местные элиты требуют трансфертов из федерального бюджета. В больших трансфертах заинтересованы и чиновники федерального центра. Величина так называемых «откатов» в центр, по мнению экспертов, в ряде случаев достигает 50% от трансферта[61]. Поэтому экономически наиболее выгодным и устойчивым образованием является вертикальная сеть (коалиция клана и местной власти), находящаяся в контакте с центральной властью и получающая финансовые ресурсы в обмен на лояльность к центральной власти.
Подконтрольность финансовых потоков местным кланам в определенной степени является для центра защитой от сепаратизма местной элиты[62], но отрицательно сказывается на хозяйственной, социальной и политической ситуации в регионе.
· Она создаёт экономическую основу для организации параллельной теневой власти, финансовые и организационные возможности которой сопоставимы с официальной властью.
· Ведёт к сращиванию организуемой извне террористической деятельности с экстремистскими националистическими и религиозными течениями, стимулирует сепаратизм местных национальных псевдоэлит.
· Вынуждает население жить по правилам клана, а не по законам РФ[63], способствует перетеканию бизнеса с легитимного поля в тень, ведёт к разрушению и без того слабых реальных секторов экономики.
· Вызывает обнищание населения, связанного с реальной экономикой, и расширяет социальную базу для миграции населения из региона.
· Ведёт к массовой криминализации населения; поскольку криминальная деятельность часто остаётся единственным доступным источником доходов.
Теневые клановые экономические структуры, связанные с центром, заинтересованы в коррупции в правоохранительных и государственных органах, в создании криминогенной ситуации в регионе, поскольку массовое непослушание законам создаёт благоприятный фон для их деятельности.
Кланы, которые не имеют доступа к власти, также стремятся получить доступ к экономическим ресурсам. Но поскольку демократические правила прихода к власти не работают, то в борьбе за власть и контроль над ресурсами правящие и конкурирующие с ними группы активно использует все методы: экономические, административные[64], силовые – с использованием коммерциализированных силовых структур[65], а также криминальные «разборки» с привлечение профессиональных террористов и незаконных вооруженных формирований исламских радикалов[66].
Мощь клановых сетей позволяет им вытеснить из экономики Северного Кавказа легальный малый и средний бизнес (вне зависимости от национальности или религиозной принадлежности владельцев), который не может им противостоять ни по финансовым возможностям, ни по административному ресурсу ни, тем более, по не правовым методам решения экономических проблем.
В результате в национальных образованиях Северного Кавказа не только легальный малый и средний бизнес, но и честные сотрудники правоохранительных органов оказались беззащитными перед созданной фактически криминальной правоохранительной[67] и экономической системой[68],[69]. Это привело к разрушению экономики, росту безработицы (средний уровень по региону в 2010 г. составлял более 20%[70], в Ингушетии более 55%[71]) и миграции трудоспособного населения в прилегающие регионы Юга России. Это привело также к расползанию этнических диаспор народов Северного Кавказа практически по всем краям и областям Юга[72], что, в свою очередь, создало социальную базу для расширения клановых сетей и усилило их конкурентоспособность в борьбе с легальным бизнесом по всей России.
Слабые попытки славянского населения, которое видит только национальную верхушку «сетевого айсберга»[73],[74] противостоять кланам пресекаются в корне, поскольку несут угрозу экономической системе, созданной в России. В ход идут все методы – от криминальных методов давления до обвинения «зачинщиков» правоохранительными органами в «разжигание межнациональной розни» и экстремизме [75],[76].
В регионе активно эксплуатируется идея, что во всех проблемах региона виновата федеральная власть. Федеральную власть действительно можно обвинять в многочисленных ошибках[77], в беспомощности при решении важнейших проблем, в финансовой или политической заинтересованности в консервации существующей ситуации. Но реально проблемы Кавказа связаны с экономическим, политическим и моральным кризисом системы, созданной местной элитой при участии федеральной власти.
Единственной социальной силой на Северном Кавказе, которая может в какой-то степени противостоять криминализированным клановым структурам, являются казаки. Но и они не имеют необходимой поддержки со стороны местных и центральных органов власти, экономически слабы и беззащитны перед хорошо организованной системой. В результате наблюдается массовый отток русских из региона. По данным экспертов Российской академии наук, в период между переписями 1989 г. и 2002 г. доля русских в общей численности населения на Северном Кавказе сократилась с 26 до 15 %, а в отдельных республиках – до 1-4 %[78].
Политика государства на Кавказе более чем странная. Государство ведёт борьбу не против конкретных и достаточно известных организаторов клановой системы, а вообще против безличного теневого бизнеса, международного терроризма, незаконных вооруженных формирований и т.п. Иначе говоря, официальные силовые структуры ведут борьбу избирательно: они не затрагивают руководство кланов из-за оправданного опасения сильного криминального противодействия и даже локальных вооруженных столкновений.
В результате России удалось сформировать на Северном Кавказе «вертикаль власти» только на основе коррупции и попустительства преступности. Политика России сводится к закачиванию в регион денег в обмен на лояльность и к периодическим карательным акциям в отношении непонятливых или особо жадных[79]. В создании правового государства и легитимной экономики Северного Кавказа центр потерпел полное фиаско.
Чтобы возродить регион необходимо использовать тот факт, что власть не окончательно отбила у населения региона тягу к производительной деятельности и к предпринимательству, в частности у казаков. Поэтому единственным выходом из тупиковой социально-экономической ситуации является переход от клановой экономики хотя бы к элементарному рынку.
Для этого необходимо сделать следующее.
· Освободить от давления кланов и бюрократии малый и средний бизнес. Создать экономическую программу вывода из клановой экономики. Сделать легальную экономику более защищённой, стабильной, перспективной и выгодной по сравнению с экономикой теневой и криминальной.
· Вывести их из-под контроля кланов бюджетные финансовые потоки. Внедрить современные информационные технологии для контроля и выявления криминальных финансовых потоков. Передача под контроль нового полпреда СКФО А. Хлопонина в 2010 г. 120 млрд. руб. федеральных дотаций[80] из общего объёма 177 млрд. руб. не решает проблему, поскольку далее потоки попадают в руки местной элиты и коррумпированных чиновников и не доходят до общества и реальной экономики региона. Например, в Чеченской Республике «интенсивные темпы вложения государственных инвестиций в строительную отрасль Чеченской республики в 2008-2009 годах – более 35 млрд рублей – не привели к росту налоговых и неналоговых поступлений и не повлияли на увеличение доходной части республиканского бюджета»[81].
· Ликвидировать избыточные властные полномочия многочисленных местных филиалов и дочерних компаний федеральных фирм, т.к. они затрудняют эффективный контроль со стороны государства, но облегчают установление контроля над ними со стороны кланов и криминальных структур. В качестве примера можно привести структуру контролируемого государством РАО «РусГидро»[82], которая имеет в национальных республиках Кавказа 4 филиала, включающих, в свою очередь, многочисленные предприятия, ведущие самостоятельную финансовую деятельность. Так, филиал в Дагестане имеет в подчинении 10 предприятий, каждое из которых имеет право самостоятельной хозяйственной деятельности.
· Создать программу финансовой поддержки легального малого бизнеса. Освободить его от налогов (налогов в регионе почти никто не платит: либо платить нечем, либо платится взятка в размере 5-15% от налога[83]). Напрямую предоставить беспроцентные кредиты малому бизнесу и фермерским хозяйствам.
· Поддержать на правительственном уровне славянское население Северного Кавказа, численность которого упала до 30,1%[84] (2009 г.) и которое должно выполнять консолидирующую роль в этом многонациональном регионе.
· Определить на правительственном уровне роль казаков в декриминализации экономики региона Северного Кавказа. К сожалению, недавно разработанная «Концепция государственной политики РФ в отношении российского казачества» ограничилась декларациями, что она «призвана обеспечить …становление государственной и иной службы российского казачества, сохранение его самобытности, традиций, культуры, реализацию потенциала казачьих обществ и общественных объединений российского казачества»[85]. В ней ни слова не говорится о роли казачества в экономических процессах в регионе, о создании условий для компактного поселения казаков с широкими правами местного самоуправления.
Только нормализация экономических отношений в регионе будет означать окончание эпохи сепаратизма, преодоление противоречий между федеральным центром и республиками Северного Кавказа, ликвидацию противостояния между горскими и славянскими народами. Объявленный новым полпредом СКФО А. Хлопониным курс на развитие энергетического, туристско-рекреационного, агропромышленного и инновационно-образовательного направлений экономики[86] останется пустой декларацией, если в регионе не будут созданы условия для перехода от криминальной клановой экономики к легальному производству.
Второй не менее важной задачей является уменьшение политического, экономического и социального разрыва между обществом и элитой, единственной целью которой стало стремление к неумеренному богатству, которая живёт интересами сегодняшнего дня и потеряла чувство самосохранения. Об авторе: Ю. А. Лисовский, кандидат физ.-мат. наук