Сериал “Школа” — это месть закомплексованного подростка
Август 10th, 2018
Долгое время я не мог понять, кем в действительности являлся Казимир Малевич, написавший знаменитый «Черный квадрат», о котором до сих пор не перестают спорить, – идиотизм это, гениальное самовыражение или зашифрованная мудрость. И только теперь, когда на экраны вышел вызвавший бурные споры фильм-провокация «Школа» режиссера Валерии Гай Германики, я, кажется, наконец понял.
На самом деле Малевич был великим (как это называет современная молодежь) приколистом. Возможно, он даже заключил с кем-то пари – нечто вроде «а хочешь, нарисую сейчас первое, что придет в голову, и посмотрим, как все эти «умники» станут выискивать в нем скрытый смысл?!» А потом – изобразил первое попавшееся: квадрат черного цвета. И, давясь от смеха, наблюдал, как разного рода искусствоведы и художники выискивали в этой примитивной до предела картинке «скрытые от непосвященных» философские глубины. При этом перепродавая друг другу за бешеные деньги «копии шедевра», тиражировать которые в состоянии любой первокурсник, имеющий холст, линейку и баночку черной краски…
Нечто подобное происходит сегодня с «шедевром» Германики. Те, кто ищут в ее состряпанной на живую нитку телеподелке черты гениальности и запредельного новаторства, с тем же успехом могут искать их в размазанной шкодливым подростком по сидению метро жвачке (а че, тоже прикольно!). Ибо в наши дни, в нашем последовательно дебилизируемом «массовой культурой» обществе, «чтобы заметили», нужно прежде всего шокировать, причем непременно негативом и в запредельном для общепринятых норм количестве. Попробуйте застелить праздничный стол уникальной белоснежной скатертью ручной работы – мало кто из увлеченных блюдами гостей это заметит и оценит. Но если вывалить на скатерть посреди тарелок с яствами, извините, кучу дерьма – то заметят все, и примутся шумно это событие обсуждать! В первый момент большинство, конечно, возмутится. Но всегда найдутся некоторые типы, привыкшие самоутверждаться как раз за счет «толкования смысла черных квадратов», которые примутся глубокомысленно рассуждать: «А знаете, ведь что-то в этом есть… По крайней мере, смело и неожиданно… И еще это очень правдиво и реалистично: ведь в жизни нашей столько этого… ну, которое на скатерти… Слушайте, а ведь перед нами – гениальное произведение искусства! Эй, вы, ретрограды, руки прочь от творения талантливого молодого художника!» И т. д. Да еще премию какую-нибудь выдадут, а то и продолжения потребуют.
Вот, собственно, и вся технология. И не надо уметь снимать шедевры. Не надо эпохального сценария, тонких диалогов, смысла и подтекста, операторской работы и всего прочего, что принято понимать под словами «хорошее кино». Достаточно иметь в наличии всего три вещи:
– нечто на роль кучи экскрементов (например, сериал «Школа»);
– идиота, у которого хватит наглости и самомнения от своего имени вывалить ее на стол (в данном случае – Гай Германика);
– и того, кто соберет под это зрителей и предоставит для скандала белую скатерть (т. е. дефицитный эфир Первого канала), что с удовольствием сделал Константин Эрнст, озабоченный стремительной потерей каналом молодежной аудитории.
Да, еще нужно одно очень важное качество. Надо ВООБЩЕ не иметь совести и принципиально не думать о последствиях «успеха». О подростках – спившихся, опустившихся, забеременевших, подражая подсмотренным на экране «образцам». О разрушенных семьях. Об учителях, для которых увиденное станет последней каплей, чтобы бросить профессию и уйти туда, где платят больше, а нервов меньше. О родителях, готовых буквально убить своих отпрысков, заученно (как в фильме!) орущих им в лицо: «Я вас ненавижу! Скорее бы вы сдохли!». Надо вообще ни о чем не думать – ну, разумеется, кроме как о премиях на фестивалях, полученных бабках и о том, что скажешь на пресс-конференции. Впрочем, по поводу последнего хорошо сказал во время обсуждения недавнего показа на ТВ другого «шедевра» Германики «Все умрут, а я останусь» (точная копия «Школы», но в односерийном варианте) один присутствовавший педагог. Когда режиссеры и критики начали поочередно искать в показанном примитиве «новаторство» и «скрытый смысл», он посоветовал сидевшей тут же и глупо улыбавшейся Германике: «Да вы не сидите – вы записывайте! Потом на пресс-конференции хоть будет что сказать по поводу заложенного в фильм сокровенного!»
Самое любопытное, что, как признает сама Германика, реальную школу она не знает совершенно, т. к. фактически в нее не ходила. «Прогрессивные» родители-журналисты (папа – «идеолог бульварной прессы» Игорь Дудинский) «были против, чтобы она вступала в октябрята и пионеры», поэтому сначала на 4 года отдали отпрыска в кооперативный лицей, а затем – нанимали учителей. Впрочем, как говорится, не в коня корм: в свои 25 лет Германика, по ее собственному признанию, до сих пор пишет без запятых и не знает таблицу умножения. Так что с «домашним образованием» у нее не сложилось, «зато в клубе «Драйв» в кинотеатре «Таджикистан» каждую пятницу я блистала на дискотеках». Впрочем, в 13 лет ей захотелось доказать, что она «не хуже всех», и пойти-таки в школу: «Я захотела поучиться в обычной школе, но быстро поняла, что сделала ошибку. В этом заведении меня все время чмырили, и я там была человек-г…но». Короче говоря, амбициозную девочку-подростка, полагавшую, что для авторитета в классе не обязательно грамотно писать и знать таблицу умножения, а достаточно «зажигать» на дискотеках, одноклассники не поняли, не приняли и откровенно «чмырили». Видимо, именно это сказалось на ее патологической ненависти к школе как таковой.
В конце концов состоятельные родители воткнули-таки свою недоучку в некую «школу кино и телевидения «Интерньюс», и в 19 лет (!), обзаведясь какой ни есть корочкой, она начинает «снимать кино». Сначала, по большей части, – порнуху. Потом аппетиты растут, и от порно телесного она постепенно переходит к порно духовному, причем возможности, бюджет и «где показать» (спасибо родителю?) всегда находятся. Ну да оставим специалистам оценки ее «творчества». Нас интересует другое: каким образом на Первом (!) государственном (!) канале, функционирующем в значительной мере на средства налогоплательщиков (!), появилось ЭТО?!
Заранее отметая все аргументы о «свободе творчества», напомню классику кинематографа: когда Остапа Бендера вышвыривали с парохода за халтурно изображенного «сеятеля, разбрасывающего облигации», он тоже кричал: «А я так вижу! Это – творчество! Давайте дискутировать!» В наши дни не умеющий нарисовать даже вазу с яблоками «художник» изображает Джоконду в виде комбинации кружков, квадратиков и половых органов (нарисовать которые ему по силам), и говорит: «А я так вижу». И разом попадает в «классики авангардного искусства», особенно если в центре композиции имеется нечто шокирующее – антироссийское, богохульное или нецензурно-безнравственное. В точности так же не умеющие снять качественного фильма режиссеры изобрели для себя беспроигрышный стиль «постановочной документалистики» в духе «Дома-2». Все стилизуется под примитивнейшую съемку «скрытой камерой», только в кадре – актеры, изображающие «реальную жизнь». Разумеется, в том виде, как ее видит режиссер, т. е. максимально мерзкую и похабную – «чтобы зрителя пробирало». Все прочее – сценарий, постановка, операторская работа – глубоко вторично. Нужно нечто шокирующее (та самая, уже упоминавшаяся, куча дерьма на скатерти) – и эту роль проще всего выполняет запредельная доза чернухи и грязи, выплеснутая с экрана на зрителя. Нетрудно заметить, что Германика ненавидит буквально все, что снимает: школу, школьников, родителей, учителей – весь так и не понятый ею школьный мир (где, как и везде, есть и плохое, и хорошее), который ее, такую «нестандартную и гениальную», когда-то отверг, указав ей то место, которого она в действительности заслуживала. Весь сериал «Школа» – это банальная мелкая месть озлобленного закомплексованного подростка, оставшегося таковым до 25-летнего возраста.
Более того: Германика даже не скрывает (по крайней мере, при презентации своего предыдущего фильма «Все умрут, а я останусь» она излагала именно так), что ее абсолютно примитивные, ненавидящие окружающий мир малолетние персонажи – это слепок с нее самой. Это – ее мысли, ее речь, ее интеллект, ее восприятие мира вообще и школы в частности. Когда подобный мир и подобные «герои» навязываются миллионам людей в качестве единственно возможной реальности, – это дико и страшно. А когда за этим стоят такие фигуры, как Константин Эрнст, – страшно вдвойне. За себя, за детей, за общество, в котором мы живем. Не потому даже, что оторопь берет от того, какими видит наша «творческая интеллигенция» наших детей (нет, не своих, «умных и талантливых», а именно наших – «всех остальных, живущих в спальных районах»), да и нас самих. А потому, что, хотим мы этого или нет, но в 15-летнем возрасте обуреваемый кучей инстинктов и эмоций подросток (который, благодаря все большей дебилизации образования, читает все меньше, а истории и культуры своей страны не знает вовсе) учится жить и воспринимать мир главным образом по телеэкрану. А оттуда на него изливаются исключительно негатив и бескультурье. И практически ничего, кроме этого.
Вспомните, огромное число заполонивших эфир т. н. «юмористических» передач на «семейную» и «молодежную» тему роднит одно: их герои – почти сплошь примитивные дебилы. И пусть показаны все эти «букины», «даешьмолодежь» и др. иронически и с издевкой – беда в том, что НИКАКОЙ другой молодежи, никаких других семей подростки на телеэкране не видят вообще! И, как следствие, рано или поздно всех старших начинают воспринимать «дебилами», а дебилам своего возраста стремятся… подражать. Сначала – ради прикола. А потом, когда «прикалываться» начинают все вокруг, это становится общей моделью поведения, фактически – новой молодежной субкультурой, не соответствовать которой – значит остаться в одиночестве. Вспомните хотя бы выработанный молодежью для общения в Интернете т. н. «олбанский йазыг падонкафф». Так вот, если сначала все понимали, что общение на исковерканном под безграмотность языке («Превед, медвед!») – это «прикол», то теперь у преподавателей вузов волосы встают дыбом: закончившие школу «падонки» ни писать, ни разговаривать иначе просто не умеют!
Если этот пример кого-то не убеждает, можно вспомнить, что приблатненный сленг со словечками «типа того», «братва», «чисто конкретно», «по понятиям» и т. п., на котором РАЗГОВАРИВАЕТ уже целое выросшее поколение, лет 20 назад тоже родился из анекдотов и пародий о… новых русских. Тогда все общество смеялось и «прикалывалось» над наводнившими столицу тупыми местечковыми бандитами в малиновых пиджаках с толстенными золотыми цепями на шее, которые внезапно и явно не по чину стали «хозяевами жизни». Но, в конце концов, «допередразнивались» до состояния, когда говорить (а затем – и действовать) подобным образом стали почти все. Причем усвоенное глубоко провинциальное безграмотное бормотание с нарочитым растягиванием гласных (именно так говорят юные герои Гай Германики) стало почему-то выдаваться за якобы «московское произношение», каковым никогда не являлось! Почему так происходит? Да потому, что любое «массовое искусство», ориентированное не на ум, душу и сердце, а исключительно на инстинкты и эмоции, – это искусство для толпы, а толпа, как известно, ориентируется (и, в конце концов, вся выстраивается) под худшего своего представителя. Особенно если ТВ этому изо всех сил способствует.
Ведь кто они, по сути, такие – персонажи «Школы»? Обычные подростки «из худших», которые имеются в любой школе, и в «реализме» которых нет никаких сомнений. Как и в реализме НЕКОТОРЫХ показанных в фильме туповатых учителей и родителей. Но иезуитская изощренность замысла состоит как раз в том, чтобы, собрав все эти малосимпатичные персонажи в кучу, доказать, что никаких других подростков, учителей, родителей и школ просто не существует в природе. И что если кто-то из молодых зрителей не усматривает в этом телегадюшнике сходства со своей школой – значит, он чего-то недопонимает. А если понимает, то пусть ведет себя так же, как его «нормальные» сверстники из фильма, т. е. воспринимает всю окружающую реальность как мерзкую и глубоко враждебную себе лично. И поступает с ней соответственно.
Если предположить, что мог бы сказать сатана, искушая слабого и подверженного порокам подростка, то на ум приходит примерно следующее: «Не комплексуй! Не пытайся измениться! Все люди кругом, весь мир – такие же сволочи, как ты, и даже еще хуже. Только они это скрывают, а ты – нет. Поэтому ты – лучше их. Иди, найди других таких же, как ты, и ведите себя так, как диктуют инстинкт и гормон! А все остальные (родители, учителя, не похожие на тебя сверстники и весь прочий мир) пусть заткнутся и принимают вас такими, какие есть! Ненавидь их и не стесняйся своей ненависти! Будут мешать – нахами, ударь, укради, убей! Они сами виноваты, что мешают тебе жить так, как ты хочешь!»
Если кратко сформулировать, что вкладывает в свой фильм 25-летняя режиссер-недоучка Валерия Гай Германика (и стоящий за ее спиной Константин Эрнст), то получится примерно то же самое. С той лишь разницей, что Германика, примитивно мыслящая в категориях «чтобы иметь успех, надо шокировать», этого может не понимать, а вот вполне взрослый и многоопытный Эрнст понимать обязан. И потому именно он, а не она выступает здесь в роли главного и наиболее опасного источника зла. Мне кажется, что именно он должен ответить за все, и после показа «Школы» уйти со своей должности, как совершивший тяжкое моральное и должностное преступление. Да, из двух человек, гуляющих по аллеям Петергофа, один всегда будет любоваться фонтанами, другой же заметит лишь то, что голубь нагадил в воду. И если к руководству центральными телеканалами будут допускаться лица второй из названных категорий, то ничего, кроме гадящих голубей (и не только голубей!), мы на экране не увидим, а значит, и внутренний мир наших детей будет формироваться именно на этом.
Что же касается Германики, то пусть возвращается, откуда пришла: в оторванную от мира богемную тусовку – со своими закрытыми кинопоказами, мифами и «авторитетами». Может быть, Бог даст, ее затянувшееся детство кончится, и она когда-нибудь вырастет. Кто знает…